«Грустно, когда тебя считают дебилом». Как живут айтишники (и их дети) с дислексией
Если вы хотите увидеть текст глазами человека с дислексией — вот, попробуйте.
Дислексия — это особенность, при которой человеку трудно читать и писать, потому что мозг иначе обрабатывает письменную речь. Он может путать буквы, читать/писать медленно или с ошибками.
В западной традиции не принято разделять нарушения процессов чтения, письма и счета — всё это называют дислексией. А на постсоветском пространстве кроме дислексии выделяют ещё дисграфию и дискалькулию.
Считается, что дислексия встречается у каждого 20-го жителя планеты.
«Тебе почти каждый день говорят, что ты — тормоз»
>>>Чытайце арыгiнальны каментар па-беларуску
Андрей*, тестировщик:
— О том, что у меня дислексия, я узнал в начале 2010-х, прожив с этим почти две трети жизни. Случайно посмотрел видео в интернете. В Беларуси про это не было вообще известно (или я не нашёл), но примерно в тот период я поехал в Высшую школу экономики в Москву на месячный научный курс — и там прошёл тесты: на письмо, чтение, чтение на скорость и так далее. Там подтвердили «диагноз» (возьмите в кавычки, потому что это же не заболевание).
В школе мои преподаватели не стеснялись: оскорбления сыпались на меня, как горох. Больше всего доставалось от преподавательницы русского языка и литературы.
Грустно жить, когда тебе почти каждый день говорят, что ты — тормоз или дебил, сам начинаешь в это верить. Ведь как объяснить то, что я тратил на контрольные и эссе значительно больше времени, чем остальные ученики. А когда появилось тестирование, стало ещё сложнее.
Поэтому и друзей у меня было буквально пара человек, потому что всё свободное время я читал, писал и запоминал.
В колледже стало проще — там сами преподаватели лучше относились к нам и много помогали, даже организовали бесплатные занятия после учебы. В результате мой средний балл вырос с 6 до 8,9.
В тестировании бывает сложно из-за дислексии, но проще, чем работать на производстве или с какими-то юридическими документами. Приходится дополнительно тратить время на различные проверки, точно ли я понял то, что написано — и это уже хорошая привычка.
В некоторых компаниях пару раз говорил, что у меня дислексия, но если руководитель был советского «разлива» — высмеивал или также оскорблял. Но от более молодых, моих +/-ровесников, почти всегда было понимание и поддержка, за исключением пары случаев.
Прогресс стал помогать: все эти T9, озвучка текста, Perplexity, LanguageTool, даже Google-переводчик и другие вещи.
«Начальству я бы не говорил про своё расстройство. Для него главное, чтобы я в срок задачи выполнял»
Артём, техник-программист:
— Я живу с дислексией с детства. Диагноз мне поставил специалист реабилитационного центра на Володарского в Минске.
Я учился в гимназии с первого класса. Мама боялась, что в четвёртом я не сдам экзамен, и перевела меня в другую школу. А вот в девятом классе я экзамен не сдавал как раз из-за дислексии. Но это всё равно было очень непростое время — даже случались панические атаки.
В основном были проблемы с тем, чтобы придумать и построить текст. Я писал, потом перечитывал: «Ну что за ерунда!» — зачёркивал, писал заново, с нуля. Та же проблема преследовала и на английском. Иногда я переводил и понимал: ну что-то не то, очевидно там про другое говорится.
Но, знаете, я как-то выжил в школе. И кстати, стихи наизусть учил хорошо.
Да, я всю жизнь борюсь с дислексией — до сих пор. Я натренировал устную речь, а когда читаю — делаю пометки, стараюсь запомнить. Когда я учился в колледже, моя преподавательница по английскому посоветовала: у тебя проблемы с письмом — а ты учи устно!
Всегда было непросто коммуницировать: когда стараюсь донести до кого-нибудь мысль, он сначала не понимает, приходится повторять. Делаю вдох, выдыхаю и затем заново рассказываю что-нибудь.
Работаю техником-программистом в госучреждении, а ещё учусь на курсах — изучаю C# и .NET.
Да, иногда у меня возникают сложности в общении с коллегами. Некоторым из них я говорил про дислексию, они отвечали, что, наверное, непросто живётся с ней. Но, как видите, живу — и борюсь с ней.
А вот начальству я бы не говорил про своё расстройство, да и для моего руководителя главное, чтобы я в срок задачи выполнял.
На саму работу моя дислексия не влияет, коллеги доверяют, говорят: «Делай, как считаешь нужным — это твоя сфера». И личной жизни она не мешает — я завожу знакомства, дружбу.
«Взамен мне значительно проще, чем коллегам, оперировать большими объёмами информации»
Ирина*, QA с опытом 10+ лет в ИТ:
— Ретроспективно вспоминаю: у меня всегда были сложности с письмом и чтением вслух, но само слово «дислексия» и что оно значит я узнала случайно — кажется в старших классах. Вспоминаю, как прочитала статью в «Википедии» и подумала: ага, так вот оно что! Вот, что со мной не так.
В школе я была отличницей, у меня серебряная медаль. Всё, кроме языков, давалось мне легко.
За любые сочинения и пересказы я получала диаметрально противоположные оценки за текст и грамматику: 10/2 в старших классах было нормой. От учителей я всегда слышала, что просто спешу, что мне надо быть внимательнее.
Никто — ни учителя, ни родные — не знал, что такое дислексия, поэтому поддержки, конечно, никакой не было. С другой стороны я никогда не чувствовала себя какой-то не такой, с особенностями — я была «просто невнимательной». Но это всё, конечно, давило на меня, и до сих пор я не очень люблю общение в текстовом формате.
Ах да, кроме письма были ещё проблемы с чтением, но только вслух. Когда я читаю про себя, то скорее «сканирую» текст в поисках опорных союзов, чтобы понять смысл. Это похоже на техники скорочтения.
В университете было проще, так как специальность техническая, писать практически не нужно было. Современные технологии, кстати, очень сильно упрощают жизнь дислексикам.
Когда я начала работать как QA, появились, конечно, новые сложности: быть тестировщиком значит быть внимательным к деталям. И если логическая часть не вызывала проблем, то вот проверка текстов, например, в сообщениях об ошибках — тут да, сложнее. Со временем я просто научилась многочисленным трюкам.
Общение в чатах всё ещё не самая простая вещь, постоянно проверяю то, что пишу. Это кстати не зависит от языка: сложно на всех, но чем больше пишешь на одном языке, тем проще.
Многие коллеги знают про мою дислексию, я в принципе не скрываю, но и не вываливаю этот факт сразу при знакомстве. Также не озвучиваю этот факт на собеседованиях сама, но если спросят — отказываться не буду.
Многие люди считают дислексию синонимом «ограничения в развитии» — это, конечно, неправда. Да, это накладывает определённые сложности, но и даёт свои плюсы — взамен мне значительно проще, чем коллегам, оперировать большими объёмами информации: например, такими, как требования к продолжительным и сложным проектам. И это позволяет мне задавать вопросы, о которых не подумали аналитики до реализации, и находить баги в неочевидных на первый взгляд местах.
«Сын учит текст наизусть, чтобы в классе сделать вид, что читает. Хочет стать программистом»
Анна*, технический писатель:
— Дислексия — у моего сына-подростка. Как я это поняла: у него всегда были проблемы с чтением, на письме путал местами слоги, заменял или пропускал буквы. Как-то мне попался анонс онлайн-семинара, который проводила нейропсихолог для учителей младших классов. Я подключилась к встрече — и в каждом кейсе узнавала своего сына, тетради детей с дислексией — это как будто бы мой сын писал.
Там же нейропсихолог демонстрировала видео, как видит человек с дислексией: слова танцевали, слипались и разрывались, буквы убегали и возвращались, менялись местами. Мне стал понятен смысл слов моего ребёнка: «Мама, читать — это не удовольствие, это работа и мучение».
Отвела сына к нейропсихологу и он подтвердил: у мальчика и дислексия, и дисграфия. И чтение не развивает у него грамотность — мозг не запоминает, как пишутся слова, потому что: «А зачем?» — ведь буквы вечно меняются местами друг с другом. Нейропсихолог сказала: «Вы облегчите парню жизнь, если обычные книги замените на аудио-аналоги».
Что-то я и правда заменила (что смогла), но в школе учатся по печатным учебникам — и он всё равно достаточно много читает.
Я поговорила с учителями: преподаватель английского поняла, почему перед некоторыми словами сын замирает, будто приглядывается к ним, а потом читает медленно, по слогам. Она не снижает ему оценки за это. Учительница беларусского перестала вызывать его читать с листа — только рассказывать или читать наизусть.
А вот учительница русского посочувствовала, но вызывать читать с выразительностью продолжила. Доходило до того, что сын учил стихи наизусть (даже те, которые не задавали учить), чтобы потом в классе прочитать, будто бы с листа.
С дислексией непросто не только на языках. У сына бывало так, что не мог решить задачу по геометрии, потому что фразу «радиусы окружности пересекаются» видел как «радиусы окружностей» — и чертил две окружности вместо одной. Подобные проблемы возникали и на других предметах.
При этом сын много учится — буквально сидит над учебниками до ночи. Моя дочь, у которой дислексии нет, говорит, что при таком старании, как у брата, она была бы круглой отличницей (средний балл сына — 8,5).
Если сыну дать текст для диктовки, через несколько часов тренировок он напишет без единой ошибки. Но, к сожалению, природу не перехитрить: если дать ему диктовку-экспромт — лист будет красным от исправлений. Причём ошибки будут самыми глупыми: «у» вместо «и», «б» вместо «в»… Экзамены в девятом классе (а там пишут два пересказа — по русскому и беларусскому языкам), чувствую, будут для моего ребёнка тем ещё испытанием. И мне жаль, что с дислексией не освобождают от экзаменов.
У моего сына всё в порядке с логикой, неплохо идёт математика. Он хочет стать программистом. А станет или нет — посмотрим.
Читать на dev.by