«Я проснулся от взрыва». Как журналист dev.by жил в Одессе — и выбирался из неё

В первые дни вторжения российских войск в Украину в Одессе вместе с женой и дочками оказался журналист dev.by Андрей Кожемякин. Вот его рассказ. 

33 комментария

24 февраля

— 24 февраля в начале шестого утра я проснулся от взрыва. Первую тревожную мысль попытался от себя отогнать — «это не то, о чем я думаю». Потом услышал еще два взрыва и все стихло. Вскоре телефон жены стали разрывать звонки встревоженной родни: «Что там у вас?» Так опасение материализовалось в осознание: «Война».

Уже в 6 утра некоторые жильцы нашего квартала грузили в машины большие чемоданы и уезжали. На следующий вечер на нашем стояке 16-этажного дома свет горел лишь в 4 квартирах, включая нашу.

Другие одесситы, казалось, жили обычной жизнью, никуда не спеша.

Наличные, продукты, вода

Первой реакцией на войну было обеспечить запас наличных денег. Перевёл максимум с белорусской банковской карты на украинскую, чтобы сразу снять.

Очередь у банкомата, куда отправилась жена, была необычной для половины восьмого утра, но все-таки не критичной. К банкомату «Ощадбанка» жена была четвертой, примерно вдвое больше людей выстроилось у «Приватбанка». Очередь судачила об установленных лимитах, но мы ничего такого не обнаружили — банкомат позволил снять всю желаемую сумму.

Совсем скоро карты белорусов оказались заблокированы, а операции с белорусских карт перестали проходить. Роуминг тоже был заблокирован.

odessa-life.od.ua

В магазинах и торговых центрах царило тревожное оживление, но паники или раздражения не было заметно. В тележках были в основном нескоропортящиеся продукты: гречка (ту, что по сравнительно низким ценам, быстро размели), рис, макароны, тушенка, консервы, кетчупы, картофель, морковь.

Мы, напротив, не стали делать стратегических запасов бакалеи. Но купили больше обычного мяса и фруктов. Позже докупили продукты, которые не требуют приготовления: хлебцы, сухие завтраки, печенье. На случай, если придется прятаться от бомбежки, а также если возникнут перебои с электроэнергией или водой.

Последнее вызывало у нас наибольшие опасения, поэтому сразу же наполнили холодной водой ванну (мы спускали ее только на время душа, а затем снова наполняли доверху), 20-литровую канистру и все крупные емкости, что были в доме. Дополнительно в первый день купили 12 литров воды.

На случай, если нужно будет где-то (тогда еще не было понятно где) переждать обстрел, собрали сумку: теплые вещи, питьевая вода, небольшой перекус для детей; документы и деньги — на случай, если возвращаться будет некуда.

Спустя два дня — когда стало понятно, что в других городах люди сидят сутками в подвалах — добавили одеяло и купленную еду. Тревожные сумки поставили в коридоре. Деньги поделили между мной и женой — на случай, если один из нас что-то забудет или потеряет.

Детские записки в кармашек

Школа, где учились дети, перешла на дистанционку. Но она продержалась лишь день, потом по всей стране объявили двухнедельные каникулы. В тот единственный день дистанционного военного образования дети писали под диктовку учителя «записки в кармашек»: фамилия, имя, отчество ребенка, возраст, адрес, ФИО и телефоны мамы и папы. На случай, если при эвакуации или во время обстрела дети потеряются.

Потом в записки добавили ответственного взрослого — на случай, если со мной и женой что-то случится.

Карта бомбоубежищ, паркинги, несущие стены

Несмотря на то, что Одесса не была горячей точкой на военной карте, тревожной информации (в том числе непроверенной) хватало.

Количество воздушных тревог росло, что вынудило с пристрастием изучить карту одесских бомбоубежищ. Она не вселяла оптимизма. Наш район новостроек, формально находящийся за административными границами Одессы, не был оснащен ни единым бомбоубежищем.

До ближайшего, рассчитанного на 300 мест, можно было дойти за 15-20 минут. Если что случится, не успеем.

Кроме того, в доме не оказалось подвала — технические помещения располагались сверху, а полуподвальные — во-первых, имели довольно широкие окна, а во-вторых, были коммерческими и сдавались под магазины и прочие социальные объекты. Соответственно, в нерабочее время закрывались.

Узнали, что в одном из окрестных домов под укрытие отдали полуподвальное помещение зала для каратэ. Теплое, с татами, раздевалками без окон и туалетами, оно выглядело очень привлекательно. Но туда мы бежали бы не меньше минуты, а мест всем там могло и не хватить.

Поэтому в качестве укрытий решили использовать подземные паркинги. Некоторые соседи ночевали в паркингах уже с первой ночи войны — с 25 на 26 февраля. Туда приносили стулья и одеяла. Но мы не решились — слишком холодно. Решили спускаться туда только на время тревоги.

Походили по соседским квартирам — постарались понять, какие стены несущие. Если бы мы не успели в паркинг — прятали бы детей за несущими стенами. Несколько раз по во время коротких тревог (в первые дни войны они были по 10-15 минут) так и делали.

О воздушных тревогах узнавали из местных телеграм-каналов. В нашем районе сирену не было слышно. Власти попросили храмы дублировать сирену колокольным звоном, но и он был слышен лишь с улицы.

Ночь

Наш район казался наиболее опасным из-за близости взлетно-посадочной полосы одесского аэропорта. После обстрелов Гостомеля стало понятно, что для российских войск аэродромы — одна из ключевых стратегических целей.

Дети вместе с женой стали спать в комнате, окна которой выходили во двор. Я переселился в детскую — с окнами на взлетно-посадочную полосу. 

Все ночи, что мы провели в Одессе, были спокойными. Но все равно каждую минуту ждали удара по аэропорту. Жена дремала полусидя, по 1,5-2 часа за ночь — боялась выпустить телефон из рук и пропустить оповещение о тревоге.

Спали в одежде, чтобы не тратить время на одевание. Однажды посреди ночи подняли детей и повели в укрытие. Сигнала тревоги не было, но слышались какие-то хлопки. Позже оказалось, что это на ветру стучала дверь площадки для мусора. Все вокруг стали восприимчивее к звукам — вздрагивали, если что-то падало на улице или с грохотом закрывалась чья-то дверь.

Первые дни просто плотно занавешивали окна шторами. Но затем решили заклеить — для профилактики осколочных ранений. Для этого использовали скотч, изоленту и чистые пакеты для мусора.

Диверсанты

В телеграм-каналах появилась информация о диверсантах, которые ставят метки (они светятся в темноте) для наводчиков. Некоторых из них теробороне удавалось задержать. Одесситы вышли в город искать эти метки, закрашивать их, засыпать песком или заделывать фанерой. В такие рейды мы не ходили, но при коротких перебежках в магазин старались обращать внимание на стены. Параллельно обращали внимание на всех подозрительных людей.

Обстрел жилых районов Харькова. Решено уезжать 

В Одессе все еще было тихо, ПВО справлялась с угрозами, поэтому мы держали в уме вариант с эвакуацией, но никуда не собирались. Все изменилось после ракетных обстрелов жилых кварталов Харькова. Вечером 28 февраля приняли решение: уезжаем в Молдову.

Так получилось, что на эвакуационный автобусный рейс на 1 марта до границы с Молдовой мы записались заранее — на всякий случай. Решили этой возможностью воспользоваться.

Никакого плана, что делать в Молдове, не было. Решили, что обо всем остальном — где жить, что делать с деньгами, как и где организовать образование детей — подумаем уже после пересечения границы.

О том, что нас ждет на границе с Молдовой, еще раньше узнали из телеграм-каналов, где своими историями делились уехавшие беларусы.

«Стою в пешей очереди на пункте пропуска в Паланке. Примерная скорость движения 40 метров в час».

«В Паланке приоритет — женщины с детьми. Всех мужчин отправляют в конец очереди. Нас с мужем в итоге разделили».

Сказали детям, что в целях безопасности переезжаем в другую страну. Но путешествие будет сложное.

— Много часов нам придется стоять в огромной очереди на улице, возможно, даже ночью. С собой возьмем еду и горячую воду в термосах. Насколько этого хватит, мы не знаем. Оденемся максимально тепло. Папа, скорее всего, будет проходить границу отдельно.

День эвакуации

В день вынужденной эвакуации в Одессе пошел мокрый снег. Это и разозлило, и расстроило. День был непривычно холодным — еще недавно температура поднималась до 10-12 градусов.

Конвертировать обналиченные гривны было уже негде — ближайшие обменники были закрыты. Последней нашей покупкой в Одессе стали два термоса — мы налили в них кипяток, чтобы можно было согреться во время многочасового пешего перехода границы.

Ожидая, что на границе меня с женой и детьми могут поставить в разные очереди, поделили чемоданы, еду, воду, пауэрбанки и деньги.

В довоенное время из Одессы до Паланки можно было доехать меньше чем за час. Мы добирались больше четырех.

Одесса, Дерибасовская

Сначала долго выезжали из Одессы, преодолевая пробки, блокпосты с баррикадами из мешков с песком и противотанковыми ежами из рельс. Потом ближе к границе с Молдовой попали в еще одну огромную пробку.

— Кажется, впереди авария, — прошла информация по автобусу.

Пока стояли, наблюдали, как по дороге, лавируя между скоплением транспорта, шли такие же беженцы — семьей, поодиночке, с сумками, чемоданами, колясками, животными.

На границе оказались ближе к шести вечера. Всю группу заранее предупредили.

— Те, кто раньше пройдет украинскую и молдавскую границы, ждет остальных. На молдавской стороне нас будет ждать эвакуационный автобус в Кишинев. Постарайтесь не теряться.

Вышли из автобуса. Часть группы, в которой оказались и мы, добросовестно встала в конец длиннющей очереди. Оказалось, зря. Минут через 10 выяснилось, что другая часть группы удачно вклинилась в середину толпы. Нам предложили сделать то же самое. Жена с детьми в итоге пошли вперед. Предположили, что у них будет больше шансов прорваться. Я остался в очереди на случай, если их развернут.

Жена с детьми не вернулась ни через 10, ни через 15, ни через 20 минут. Это и обрадовало, и испугало одновременно. Если их нет, значит маневр продвинуться вперед удался. Но где находится семья, я не знал. Все попытки дозвониться оказались бесполезны — мобильная связь не работала. Как найтись в этом хаосе и без связи было не понятно. И когда я уже собирался пойти искать семью, увидел жену, которая искала меня в очереди, выкрикивая мое имя и фамилию.

Как оказалось, супруга с детьми почти беспрепятственно пробрались в середину очереди. Хотя эта бурлящую многонациональная людская масса мало напоминала очередь. Связи нет, до меня не дозвониться. К жене подошел мужчина, сказал, что он молдаванин. Предложил погреться в автомобиле и провезти через украинскую границу. Когда узнал, что где-то в очереди стою я, согласился посидеть с детьми в машине, пока жена будет меня искать. Но супруга отказалась оставлять детей на незнакомого человека.

На помощь пришли украинские пограничники. Они присмотрели за детьми, пока жена меня искала.

По тому, как двигалась толпа, пройти украинский пограничный контроль мы должны были еще часа через 2-3. Перспектив, что меня выбросят в конец очереди, не просматривалось. Вокруг нас было много мужчин разного возраста и их передвижения никто не контролировал. Да и вообще было не понятно, как в этом хаосе реализуется правило «женщины с детьми вперед, мужчины потом». Но, оказалось, правило работает, правда, не совсем так, как мы ожидали.

Прошло минут 20 после нашего семейного воссоединения, как супругу с детьми неожиданно выдернула из очереди женщина-пограничник. Она собирала небольшую группу женщин и детей, чтобы в приоритетном порядке провести через украинский пункт пропуска. Она отказалась сразу включать меня в эту группу, но потом согласилась, предупредив: «Вас могут не попустить и отправить назад».

Решили рискнуть. Спустя паузу мы прошли через шлагбаум на украинском пункте пропуска и оказались уже на молдавской стороне. В еще одной не менее длинной очереди. Но без штампа в паспорте о выезде с территории Украины.

Когда мы это поняли, немного напряглись. Возвращаться назад за штампом было бессмысленно. Пропустят ли нас молдавские пограничники без штампа, мы не знали. Решили действовать по ситуации.

До молдавских пограничников мы добрались уже изрядно замерзшие (несмотря на обилие одежды) и увидели, что такое паспортный контроль во время войны.

Пограничники стояли прямо перед огромной толпой беженцев и смотрели все паспорта в экспресс-режиме. Когда паспортов набиралось штук 30 у каждого, они уходили их штамповать.

Затем наступала раздача документов. Выглядело это так. Выходит пограничник и выкрикивает в толпу имя владельца паспорта. Если тот откликается, передает ему паспорт, который идет по рукам. В гудящей и бурлящей толпе ничего толком не слышно. Кто-то из беженцев помогает пограничникам и громко дублирует информацию.

— Азаров!

— Есть Азаров?

— Да не Азаров, а Назаров!

— Назаров!!!

— Передние ряды, дублируйте, информацию, пожалуйста!

— Тише, ничего не слышно!

— Это я, я! Это мой паспорт. Еще должен быть документ ребенка!

— Нету, ждите!

Свои документы мы получили только через полчаса. Думали, что молдавские пограничники так затянули, потому что ходили к украинским коллегам поставить недостающие штампы о выезде из Украины. Но в паспорте оказался только штамп о въезде в Молдову.

Переход двух пунктов пропуска в итоге занял у нас около трех часов. По сравнению со многими, нам сильно повезло.

Когда мы нашли свою группу, узнали, что произошла накладка с автобусом до Кишинева. Ждали автобус больше часа.

Пока ждали автобус, согревались чаем с печеньем в большой палатке. Большой штат волонтеров раздавал одеяла, помогал сориентироваться, где можно поесть и попить, предлагал погреться в машинах. Вокруг было много жителей Молдовы, которые были готовы приютить у себя беженцев. Этим воспользовалась и часть нашей группы, потому что в автобусе, который наконец приехал, оказались не все, кто выезжал с нами из Одессы.

В Кишинев мы въехали в начале третьего ночи 2 марта. А примерно через 8 часов в нескольких километрах от нашего дома в Одессе произошел взрыв.


Читать на dev.by