«В худшем случае через 10 лет будем торчать на Земле». Айтишник, который начинал в 1987, о прошлом и будущем
Катаемся на велосипедах по Гданьску с тризовцем и продакт-менеджером в EPAM, вспоминаем 90-е в Минске, думаем о будущем.
В порядке терапии dev.by вышел на осеннюю велопрогулку с тренером по ТРИЗ и продакт-менеджером в EPAM Андреем Курьяном. В ИТ Андрей с 1987 года. До недавних пор любил кататься по велодорожке в Минске, сегодня осваивает веломаршруты в Гданьске. Говорим с Андреем о его карьере в ИТ, вспоминаем 90-е, сравниваем айтишников 30 лет назад и сейчас и решаем, какое время в ИТ «самое отличное». И радуемся красивым видам, конечно.
Мы встречаемся у бизнес-центра Olivia Star, самого высокого здания в Гданьске. Тут и офис EPAM, и целый комплекс городских радостей: футуристическая оранжерея, смотровая площадка на 32-м этаже, отличная велодорожка по соседству. Отсюда удобно стартовать по любимым гданьским местам, но перед этим удобно устраиваемся в оранжерее и переносимся в Минск 1987 года.
Ещё раз про большие компьютеры и изобретающую машину
— Весной 1987 года я оканчивал 5-й курс факультета электросвязи МРТИ (ныне БГУИР). Тогда ещё не было персональных компьютеров, чтобы сделать какие-то вычисления, нужно было бронировать время для работы в вычислительном центре. Мы с друзьями сидели в этом компьютерном центре МРТИ, когда к нам пришёл Валерий Цуриков. Ему было 35, он только вернулся со стажировки из Англии и привёз оттуда персональный компьютер. Он рассказал, что собирается делать изобретающую машину и что ему нужны программисты.
В то время мы много сил тратили на борьбу с железом и софтом. Большой компьютер делал то же самое, что сегодня смартфон, — вычислял. Только жесткие диски находились на одном этаже, процессоры в корпусах — на другом, а терминал (экран с клавиатурой) стоял в закутке огромного помещения. Я сейчас удивляюсь, как мы вообще могли что-то делать на тех компьютерах. С первыми ПК тоже было сложно. Программного обеспечения для них было мало. В СССР своего не было, поэтому пользовались только тем, что можно было добыть за границей. Цуриков как-то сказал, что когда мы только начинали проект изобретающей машины, то были похожи на камикадзе — сунулись в совершенно новую тему да ещё с новым языком программирования — Prolog.
…Первое время мы приходили к Цурикову домой и работали на его персональном компьютере. А через пару месяцев появилась лаборатория интеллектуальных систем — объединённая лаборатория МРТИ, Института кибернетики и Академии наук.
От Института кибернетики в лабораторию входила группа Владимира Голенкова, которая проектировала компьютер, заточенный под работу с семантическими сетями. От Академии наук — группа профессора Виктора Мартынова, лингвисты, занимавшиеся формализацией языка. У Мартынова была прорывная для того времени работа по универсальному семантическому коду. Он пытался описать мировые языки, выявить сердцевину и составить код — грубо говоря, научить компьютер понимать естественные языки.
Представьте, объединились три достаточно серьёзные научные группы: две сложившиеся и одна молодая — Цуриков со своей идеей изобретающей машины, молодые программисты, готовые всё это закодить, и специалисты по ТРИЗ. Всего человек 40-50. Это было крутое сообщество.
Как минимум раз в неделю мы проводили внутренний научный семинар: я только потом стал понимать, насколько мощный заряд знаний они давали. В основном участвовали минчане, но тризовцы к нам приезжали со всего Союза.
И так как в стенах МРТИ приткнуться лаборатории было негде, для нас сняли целый этаж в общежитии ПТУ на Ваупшасова. Наш восьмой этаж отгородили металлическими решётками, чтобы пройти, их надо было открывать ключом. В 1988-м туда завезли персональные компьютеры. Да, бюджет трёх организаций позволял это сделать, деньги ещё были. Они закончились в 91-м, а до тех пор славное было время.
Всё же компьютеров не хватало, приходилось работать посменно. Некоторые ребята неделями не вылазили из лаборатории — благо, инфраструктура позволяла там жить: были туалет, душ, общая кухня. Народ собрал пару кроватей и оборудовал спальню, покупал еду, готовил.
В первой половине дня мы проводили семинары, а вечером и ночью, когда пэтэушники отдыхали и веселились, мы кодили. Вот в такой атмосфере делалась изобретающая машина. Слова «стартап» тогда ещё не было. Но это был он.
Про мотивацию айтишников и первый успех
В конце 80-х было ещё неочевидно, что ИТ-сфера станет столь прибыльной и перспективной.
Правда, это уже можно было предчувствовать. Но тогда ещё был Советский Союз, и перспективы оценивались чуть иначе: не с точки зрения профессии, а с точки зрения возможностей, которые даёт место работы. Так, например, работа в торговле казалась перспективной, потому что давала доступ к дефицитным товарам. Всё, что связано с экономикой, тоже было популярным. А вот ИТ относился скорее к научной сфере, и с его будущим было не всё понятно. Как перспективная с точки зрения карьеры ИТ-сфера стала распознаваться во второй половине 90-х, не раньше. Поэтому соглашусь, что тогда в ИТ шли скорее из интереса, чем из рациональных соображений.
В 89-м году мы создали кооператив, ЗАО «Научно-Исследовательская Лаборатория Изобретающих Машин» (НИЛИМ), и все участники команды из первого состава стали кооператорами со своими долями. Дату рождения НИЛИМ я запомнил хорошо — 12 апреля. Это было достаточно интересное время, потому что у нас уже был готов продукт и он начал пользоваться спросом.
С 1989 до 1991 год более 600 предприятий по всему Союзу купили изобретающую машину.
Изобретающая машина — это ПО, мы продавали дискеты и лицензию. Но надо понимать, что ПО надо было на чём-то запускать, поэтому вместе с дискетами предприятия покупали персональные компьютеры.
Компьютеры сначала были привозные, а потом на заводе им. Орджоникидзе стали собирать персоналки из китайский и тайваньских комплектующих. Кооператив мог их оптом закупать и перепродавать. Помню, представители предприятий-клиентов ждали, когда приедет их коробка с компьютером. Итого они увозили 1-3 компа с установленной изобретающей машиной и парочкой компьютерных игр в придачу. Это была недешевая покупка, но у предприятий были деньги и они готовы были платить.
В результате у нас был доход ещё и от перепродажи техники. Но, думаю, изобретающая машина в цене «весила» неслабо: если не половину, то треть точно.
По итогам 89-го года члены кооператива получили по 5000 рублей премии. А средняя зарплата в то время была 200-300 рублей.
Про деньги и ощущение богатства
Стали ли мы богатыми людьми? На самом деле, мы не успели это почувствовать. Коммерческий успех пришёл к НИЛИМ в 89-90-м годах, а в 91-м всё резко прекратилось. Помню, что половину своего 5-тысячного бонуса я потратил на покупку с рук цветного телевизора.
Отношение к деньгам тогда было другим: за них ничего нельзя было купить, в магазинах ведь ничего не было. Правда можно было пойти в ресторан (дорогое тогда удовольствие, особенно если заказывать спиртное) или купить дорогие продукты, например, привозные фрукты на рынке. Ещё можно было вкладываться в недвижимость. Но я был молод и глуп, нужды в недвижимости в ту пору у меня не было.
Но повторюсь: это всё быстро закончилось. Пришёл 91-й год, развалился СССР, а вместе с ним и наш бизнес. Мы ориентировались на предприятия внутри СССР. Пока они управлялись централизованно через Госплан, им выделялись бюджеты; в конце 80-х, перед самым развалом, они получили возможность тратить деньги более-менее свободно и стали покупать изобретающую машину. Это была не самая плохая покупка.
Впрочем, не думаю, что она успела окупиться. Первыми после развала пострадали связи между предприятиями — разрушились логистические цепочки, и ни о каких инновациях речи уже не шло.
А в 93-м году в НИЛИМ случился кризис, в результате которого первый состав программистов ушёл.
Скучная история, типичная. Все разработчики первого состава были совладельцами со своими взглядами на то, как правильно развиваться дальше. В какой-то момент начались разногласия, в том числе связанные с финансами.
Кооператив преобразовался в ЗАО, но тогда никто толком не понимал, что такое акции, и когда мы уходили из компании, то это ничем не отличалось от обычного увольнения. Компания купила у нас акции по балансовой стоимости — она была приблизительно равна нулю.
Аутсорс. И снова отличное время
Не ностальгирую, но отдаю себе отчет в том, что это было отличное время. Что было потом? Аутсорс. Из НИЛИМ ушли несколько групп программистов. Одна создала компанию OrientSoft, которая начала работать с западными заказами. Мы с коллегами решили поработать по старым связям и создали другую компанию, но попытка оказалась неудачной, и в 96-м году я тоже перешёл в компанию OrientSoft.
Это был островок стабильности для маленькой команды, меньше 20 человек. Был самый разгар кризиса, а они уже зарекомендовали себя как классные программисты и начали получать первые заказы из Канады. Средние зарплаты в стране тогда были 30-50 долларов, а в OrientSoft — несколько сотен. Я начал работать как бизнес-аналитик: когда приходил запрос от клиента, я оценивал его с точки зрения инноваций. Это было интересно.
Как такового ИТ-сообщества в стране тогда не было. Это были закрытые компании, которые вели закрытый бизнес со своими клиентами, особо его не афишируя. Из-за высоких налогов зарплаты большей частью платились вчёрную. Так было до начала нулевых, когда появился «Инфопарк» — предшественник ПВТ — и добился налоговых льгот.
В 90-е среди программистов было чёткое поколенченское разделение: старые айтишники и новая поросль. Компании, которые зародились в 90-х, начали обрастать клиентами, и им срочно понадобились новые руки. Сначала рост был медленный, но после 97-го он стал бурным. И вот тогда компании стали перетягивать друг у друга сотрудников, «мести» выпускников с профильных факультетов. И айтишники стали выходить из тени, их образ стал меняться.
Бородач в растянутом свитере — да, такой типаж был. Он скорее про научного сотрудника, чем про айтишника, просто в 80-х это была одна и та же категория людей. Ему на смену пришёл молодой человек с большой зарплатой, амбициями, хорошим образованием в области математики и знанием языка программирования. Точнее были две категории: 1) с хорошим знанием математики и знанием какого-то языка программирования и 2) с хорошим знанием языка программирования и каким-то знанием математики. Вторым было сложно адаптироваться к быстро меняющимся технологиям. Первые начали бурно расти.
Старое поколение айтишников возглавило компании, в которые пришло молодое поколение. Сейчас первые приближаются к пенсии, их немного, но они по-прежнему у руля.
Почему Гданьск
В Оливском парке, который в XII–XIII веках заложили монахи-цистерцианцы, на велосипедах ездить нельзя, но можно припарковать их рядом или внутри. И отправиться гулять по затейливому ландшафту. Любимое место Андрея в парке — водопад.
Чем хорош Гданьск?
Если не считать центра, это тихий, почти провинциальный город. Он позволяет сосредоточиться. Но в то же время здесь открыли офисы много разных компаний, растут бизнес-центры, поэтому местное сообщество постепенно набирает обороты, в том числе ИТ-тусовка. Например, хакатоны проводятся — недавно я менторил на одном.
Назовите топ-5 причин, по которым любите Гданьск.
- Зелень. Природа здесь классная. Бросается в глаза, что здесь больше лиственных лесов (в Беларуси больше хвойных). Но сейчас покажу свое любимое «сосновое» место на Бжезно.
- Море. Уже так привык к нему, что воспринимаю как само собой разумеющееся. Приехал, убедился, что море на месте, и поехал дальше.
- Местные жители. Они очень спокойные и милые.
- Велоинфраструктура. В Минске я лет 10 катался на велосипеде. Но там только одна велодорожка, велосипед был развлечением выходного дня, а тут это и развлечение, и транспорт. 10 минут — и ты на работе.
Городской велик было не ошибкой брать?
Смотря для чего: для езды по городу этот даже лучше, чем горный. Стиль городской, колеса потоньше — лучше держат асфальт и требуют меньше усилий. Этот велосипед не предполагает резких маневров, езда получается более плавная. Но по Горному Сопоту и по холмам на нём, конечно, сложно ездить.
Кстати, покупал я его очень смешно. Пришел в магазин очень известной спортивной сети на Пшиможе: хочу купить велик. Продавцы: только через интернет — заказывайте демонстрацию и покупку. А внутри магазина интернет практически не ловит. Пока я пытался зарегистрироваться, сделал шесть заявок. В конце концов продавец сказал: давай уже, бери свой велик и кати его на кассу. Окей, так я и сделал. А следом мне шесть раз пришло сообщение: когда же вы приедете за великом?
По Минску скучаете?
Иногда. Скорее по людям, но и по местам тоже. Не столько по конкретным людям, сколько по той среде, что там была. Мне нравилось, как она развивалась.
Вспоминая прошлое, вы каждый раз добавляете, что отличное было время. А какое время в вашей карьере было «самым отличным»?
Я бы сказал, что сейчас. Как ни парадоксально это звучит. Да, я далеко от родины, пришлось выдернуть себя из устоявшейся жизни. Но я делаю то, что мне нравится, и ощущаю, что получается очень классная штука.
Неужели 5 лет назад вы не могли сказать, что делаете то, что нравится?
Да, мог. Когда я пришел в EPAM и начал знакомить людей с ТРИЗ, это тоже были отличные времена.
Пять лет назад в минском EPAM был «детский гараж», и по выходным вы там учили детей.
Мы и тут сейчас создаём «гараж», в том числе детский. Скоро стартует программа eKids, и она будет не только для детей релокантов, но и для местных. Буквально на днях в «гараже» прошёл воркшоп по 3D-принтерам.
О проекте
Про проект мы говорим уже в другом парке — имени Рональда Рейгана. Это 40 га леса, поля и велодорожек вдоль морского побережья. Тут хорошо бегать, кататься, принимать солнечные ванны, наблюдать за птицами и жарить шашлыки.
— Переезд был отчасти связан с этим проектом. Просто было ощущение, что в Минске не получится доделать эту работу: среда тяжелая, риски высокие, общая неустроенность. А всякая неустроенность делает такого рода работу невозможной.
Проект — из области интернета вещей. Различные устройства работают на расстоянии, собирая данные и передавая их в облако. Например, можно мониторить влажность почвы или выброс СО2 в городе.
Таких устройств всё больше, их надо как-то запитывать. Базовых технологии три: запитка от электросети, запитка от батарейки и сбор энергии из окружающей среды. Допустим, через солнечную панель, или антенну, которая принимает радиоволны, или за счёт разницы температур, или вибрации.
Третья технология пока используется слабо, потому что инженер-проектировщик устройства не знает, сколько энергии оно сможет собрать в месте установки сенсора. Он рассуждает примерно так: я не знаю, сколько под тем деревом энергии, поэтому лучше не буду париться — поставлю батарейки.
Проекту уже три года — наконец что-то стало вырисовываться. Мы создали устройство, которое можно принести на местность и замерить доступную там энергию. И калькулятор, который позволяет инженеру посчитать, будет ли его устройство работать с таким количеством энергии. Скоро наш MVP станет публичным.
О будущем ИТ
Было интересно наблюдать, как развивалась ИТ-отрасль?
Да. Так получилось, что я застал и её взлёт, и становление. На моих глазах она претерпела несколько революций: появление персональных компьютеров, потом интернета, ещё была смена нескольких поколений в части software.
Сейчас я уже с ярмарки еду, а тут опять революция — интернет вещей, и вот перед самым выходом мне удаётся в ней поучаствовать.
Где будет отрасль через 10 лет? Или не имеет смысла говорить об этом в дни, когда так тревожно?
Имеет. Я думаю, никуда мы не денемся, будем жить и развиваться дальше. Оптимистические фантазии подсказывают, что через 10 лет мы будем иметь общий интернет если не с Марсом, то с Луной. В худшем случае мы все ещё будем торчать на Земле, но при этом делать её лучше.
Если выйти за пределы ИТ, то сейчас много важных событий происходит в области энергетики. Переход к возобновляемым источникам энергии помогает совершенно по-новому выстроить экономику и решать вопросы экологии. Один из аспектов этого процесса в том, что страны, жившие за счёт поставки энергоресурсов, не будут зарабатывать как раньше.
Белорусский ИТ жалко?
Нет. И дело не в моей эмоциональной черствости, а в свойстве белорусского ИТ. Он не был чем-то локальным, национальным — по моему мнению, он был международным. И я не считаю, что с ним произошла непоправимая трагедия. Просто развиваться в РБ так, как раньше, он сейчас не может. Ну, значит будет развиваться в других странах.
И всё же надеюсь на лучшее: что скоро Беларусь вернётся в список стран, где ИТ развивается.
Вы дочитали этот материал до конца. Если вы здесь оказались, значит, скорее всего, вас что-то зацепило. Потратьте еще 30 секунд, пожалуйста.
Беларуское ИТ нельзя представить без dev.by.
Мы уже почти 15 лет делаем важные и честные материалы, помогаем каждому из вас делиться профессиональным опытом и мнениями, робім беларускую версію. Мы радовались успехам индустрии вместе, обращали внимание на несправедливость, даём слово каждому.
Сегодня редакция dev.by — команда удалённых беларусов из 10 человек. Ещё у нас есть менеджмент, бэкофис и, конечно, технические специалисты. У нас 600+ тысяч читателей каждый месяц и десятки тысяч в телеграм-каналах и социальных сетях. Мы выпускаем 300+ новостей и больших текстов, вроде того, что вы только что читали. Все беларуские медиа цитируют dev.by.
У всех тёмные времена. И мы идём через идеальный шторм вместе с комьюнити. Наши рекламные доходы, которые были источником финансирования редакции, сократились в несколько раз.
При этом мы уверены, что тем более важно продолжать оставаться местом встречи беларусского ИТ-сообщества — всех, кто остаётся и уезжает.
Вы можете нам помочь. В конце прошлого года мы запустили подписную кампанию — начали собирать донаты от читателей. Мы хотим в 2023 собрать 1000 читателей-подписчиков. Сейчас их 170.
Помочь нам можно через Patreon. Сейчас средний чек — около 10$, но мы рады любой сумме. Ежемесячные платежи делают наши планы более предсказуемыми, но вы сами смотрите, как вам удобно :)
В Беларуси Patreon заблокирован. Мы будем добавлять другие способы.
Спасибо, что прочитали это сообщение.
Читать на dev.by