«Тогда паспорт нужно продавать на бирже, как акцию». Экс-программист хочет превратить государство в корпорацию. Дубаков, Голуб и другие обсудили идею
Идеи программиста Кертиса Ярвина популярны не только в Кремниевой долине и Белом Доме, но и у многих «правых» и «крепких хозяйственников» по всему миру.
Обсудили с политологами и ИТ-бизнесменами из Беларуси.
Ранняя технологическая среда Кремниевой долины, пропитанная идеалами либертарианства, оказала сильное влияние на идеи Ярвина ещё в 90-х. В конце нулевых он ведёт политический блог под псевдонимом Mencius Moldbug и делится идеями «тёмного просвещения» (Dark Enlightenment). Главный поинт его идеологии в том, что демократия больше не работает, поэтому государство следует организовать как корпорацию во главе с CEO, которого назначают «акционеры».
Кертис Ярвин родился в 1973 году в семье с прогрессивными взглядами, где ценилось образование. Отец, Герберт Ярвин, был сотрудником дипломатической службы США, а его дед и бабушка по отцовской линии — американские евреи коммунистических взглядов. Кертис закончил университет Брауна (США), а после продолжил обучение в аспирантуре в Калифорнийском университете в Беркли.
Помимо атаки на традиционные институты и систему образования, которые предлагается захватить или заместить, Ярвин похоже планирует снести и технические «столпы» — создаёт «новый децентрализованный интернет» Urbit. Его финансирует Питер Тиль, сооснователь PayPal и Palantir. Но пока платформа не пользуется большой популярностью.
Идеями Ярвина активно вдохновляется администрация Трампа. Например, программа Schedule F, в рамках которой планировалось уволить десятки тысяч госслужащих — это заимствование идеи Ярвина RAGE (Retire All Government Employees). Проект DOGE (Department of Government Efficiency) — это по сути тоже попытка реформировать госаппарат с помощью логики стартапов, повысив эффективность государства.
Под воздействием идей Ярвина (или по своим причинам) активно правеют основатели американских ИТ-гигантов — Маск, Безоc, Цукерберг и другие. Ещё недавно либеральная — по крайней мере, у неё был такой имидж — Долина сегодня носится с идеями скорее цифровой диктатуры.
Для описания нового статуса ИТ-миллиардеров, которые идут в политику, даже придумали термин — «бролигархи» (от англ. tech-bro — «техночувак», гик + oligarch). В отличие от традиционных олигархов, которые покупали лояльность в кулуарах, бролигархи выходят на сцену: публично поддерживают Трампа, влияют на выборы и свободу слова. В их риторике — презрение к «бюрократии демократии», желание все упростить и централизовать.
Не новая идея. Как «корпоративное государство» прорастает в разных точках земного шара
Политологи констатируют, что эти идеи сами по себе совсем не новы и всплыли на волне кризиса демократии и миропорядка, что уже не раз случалось в истории человечества.
— В любую эпоху есть чудаки, которые выдвигают странные идеи, — считает Валерий Карбалевич. — На эти идеи не обращают внимания, пока они не становятся востребованными. А востребованными они становятся в момент кризиса демократии. Мне кажется, сейчас именно это и происходит в Соединенных Штатах. Об этом говорит сам факт того, что Трамп пришел к власти.
С его точки зрения, идея корпоративного государства — это идея тоталитаризма, где государство полностью контролирует общество, опираясь на корпоративные союзы.
— Концепция уже была реализована в Италии в эпоху Муссолини, в фашистской Германии и в Советском Союзе. Отдельные элементы корпоративного государства могут использоваться авторитарными режимами. Не обязательно, но в значительной мере.
Например, беларусский авторитаризм тоже эксплуатирует некоторые атрибуты корпоративного государства, считает политолог:
— Лукашенко создал модель корпоративного авторитаризма, который опирается на организации, призванные представлять интересы различных слоев общества. Например, профсоюзы объединяют работающее население. БРСМ — молодежь. Есть Союз женщин, Союз ветеранов. Или была раньше аграрная партия, которая объединяла председателей колхозов. Церковь — тоже элемент корпоративного государства. Католическая церковь в Беларуси функционирует совсем иначе, чем в Польше или в других католических странах. Власть контролирует в значительной мере все эти организации, а через них — определенные слои общества.
Да, в Беларуси персоналистская автократия, но это не противоречит концепции корпоративного государства. Фашистские режимы тоже персоналистские. И Муссолини, и Гитлера.
В Штатах полностью реализовать идеи корпоративного государства будет сложно, уверен Карбалевич:
— Для этого нужно сломать все существующие институты, что может привести к гражданской войне. Но реализовать отдельные элементы этой идеологии вполне возможно. Корпоративное государство ставит во главу эффективность. Но что это значит? Эффективное государство — это какое? Которое обеспечивает экономический рост или обеспечивает сохранение власти диктатору? Разные люди понимают эффективность по-своему.
Павел Усов, руководитель Центра политического анализа и прогноза (Варшава), доктор политических наук, напоминает, что ещё Аристотель и Платон продвигали модель аристократической монархии как № 1 по эффективности (демократия на втором месте), но лучше демократии с тех пор так ничего и не придумали.
Он считает, что примеры корпоративных государств сегодня — Россия, Китай и… США.
— Корпоративное государство, где выборы ничего не решают, уже сформировалось в Китае и России. Там корпорации под названием МГБ и ФСБ определяют развитие государства. В США тоже сложилась определённая корпорация, потому что кандидаты в президенты первоначально проходят отбор внутри партий. Сначала конкурируют между собой, а потом верхушка демократической партии принимает решение, что тот или иной кандидат будет участвовать в выборах. Это тоже по сути корпоративное продвижение и эта модель сегодня терпит кризис.
А вот в беларусском режиме Усов признаков «корпорации» не видит. По его мнению, это оставляет задел для возможности будущих перемен: например, «в России такого шанса на перемены нет, пока сама корпорация — окружение Путина — не начнет реформы».
«Для государства и компании работают разные модели»
Мы спросили у известных tech-bro из Беларуси, может ли государство быть эффективным бизнесом.
«Абсурд»
Игорь Маханёк, владелец венчурной компании Geek Ventures
— Идея корпоративной монархии звучит абсурдно. Государство — это не бизнес. У бизнеса задача зарабатывать, у государства — поддерживать граждан.
«В успешных компаниях процветает диктатура, а в успешных странах — демократия»
Михаил Дубаков, СЕО в Fibery
— Почему в успешных компаниях процветает диктатура, а в успешных странах — демократия? В большинстве известных мне случаев компании с демократическими структурами не добивались выдающихся успехов.
Какое-то время некоторые еще носились с темой бирюзовых организаций (управление компанией, основанное на самоорганизации сотрудников — Ред.), но она не взлетела. В Targetprocess мы тоже пробовали широкую автономию, но не получилось. Возможно, плохо пробовали, либо надо было лучше готовить людей. Либо модель демократии просто не подходит для управления компанией.
Часто (особенно на первых этапах) у компании небольшое количество собственников, то есть выгодополучателей. И раз у них skin in the game, они и заказывают музыку. Если контрольный пакет у одного человека — получаем диктатуру. Если у нескольких — олигархию. Плюсы такого подхода — быстрое принятие решений, рисков и единый вектор развития. Он может быть неправильный, но скорость, высокий риск и согласованность действий для компании важнее, чем абсолютная правильность решений и минимизация рисков.
Государством же владеет народ (в идеале), так что диктатура или олигархия в этом случае не кажется справедливой формой устройства. Раз народ владеет, то каждый должен иметь влияние на решения. Демократия пытается этот механизм реализовать. Из минусов — сразу все становится медленно. Например, Европарламент: не блещет ни скоростью, ни смелостью. Но для государства (в отличие от компании) это хорошо: минимизируются риски, более согласованные решения. Народ не любит потрясений — ему важно спокойное развитие.
Тогда возникает вопрос: можно ли создать компанию, где все сотрудники — полноценные собственники? В теории да, а на практике — ни одной успешной компании этого не удалось. Компанию основывает один или несколько людей, которые берут на себя риски и принимают все решения. Если компания успешно развивается, у этих людей нет оснований делиться еще с кем-то нажитыми долями в бизнесе. Вот и получаем условную олигархию внутри компании.
Из этого следует, что для государства и компании работают разные модели, так как это разные системы с разными циклами развития и потребностями. Все эти монархии и автократии иногда хорошо звучат — «давайте позовем доброго царя и он все исправит», — но на практике работают отвратительно. Добрый царь, получив власть, становится не совсем добрым, но остается все таким же быстрым с полным набором полномочий.
В компаниях же попытки внедрить широкую демократию тоже (пока) терпят фиаско. В этом случае решения принимаются долго из-за несогласованности действий, соответственно труднее принимать рискованные решения. А скорость, риск и единый вектор развития для компании крайне важны.
Добавлю, что за Трампом следить интересно, но исключительно с медицинской точки зрения, надев белый халат и защитные очки. Оптимизма у меня — ноль.
«Централизация накладывает недостижимые интеллектуальные требования на орган принятия решений»
Виктор Хаменок, экс-CEO и основатель Rozum Robotics
— Идея централизации управления государством и экономикой не нова и уже опробована в некоторых странах, например в Советском Союзе.
На первый взгляд централизация выглядит эффективным инструментом, но в реальной жизни это накладывает высокие (недостижимые) интеллектуальные требования от органа принимающего решения.
В СССР тщательно планировали пятилетки, распределяли задачи по министерствам, производственным и отраслевым объединениям.
В теории за счет отсутствия конкуренции (каждый занимался своим делом) скорость развития экономики должна быть выше, чем в капиталистических странах. Но на практике конкуренция в капстранах обеспечивала лучшую приспосабливаемость бизнеса к рынку.
Еще один наглядный пример — это армия, которая до последнего времени была иерархична и централизована. Но, как показала практика, такая армия неповоротлива из-за скорости принятия решений. Самые передовые армии мира переходят на децентрализацию и принятие решений группами на местах.
Впрочем в идеально плоские организации я тоже не верю. Это требует колоссальной мотивации и компетенций от каждого участника группы. В реальной жизни это тоже редко достижимо. Централизация — это жесткий скелет. Децентрализация — сильные мышцы. Существование одного без другого невозможно.
Государство, построенное по принципам корпоративной монархии, имеет все шансы рухнуть под своей тяжестью, как это произошло с Советским Союзом.
«Если бы паспорт можно было продать на бирже как акцию — правители управляли бы страной по рыночным метрикам»
Кирилл Голуб, венчурный инвестор, СEO и соучредитель компании Aheadworks, соучредитель белорусской сети бизнес-ангелов Angels Band и литовской LitBAN
— В реальности корпорации и тем более стартапы очень далеки от монархий. И в корпорациях, и в стартапах (после Series A) реальная власть принадлежит совету директоров, который вполне может уволить несговорчивого или неэффективного СЕО.
Поэтому корпорация или условная «цифровая монархия» — это не более, чем «игры разума», досужие философствования.
Да, корпорации не разрешают нам владеть и распоряжаться их цифровыми активами. Когда Apple одномоментно убрала Epic Games из App Store, компания лишилась рынка в сотни миллионов устройств, не имея права на апелляцию — типичный «указ монарха». Аналогично для большинства платформ: бан может уничтожить рекламный кабинет и многолетний контент. Например, у вас нет юридических прав на ваш канал в телеграме — можете сами привести десяток других примеров.
Доменное имя — едва ли не последний цифровой актив, признанный международным правом собственности (UDRP/ICANN). Даже спорные случаи решаются арбитражем, а не односторонним баном. Все прочие активы — аккаунты, репутация, подписчики — принадлежат платформам. Доступ к ним может быть прекращен одним кликом менеджера Trust & Safety.
Блокчейн — не панацея. Ведь формально активом владеет не личность, а носитель приватного ключа: потеря seed-фразы равна конфискации без суда и следствия. Поэтому нужен цифровой паспорт. Сэм Альтман пытается решить это через Worldcoin — скан радужки («proof of personhood»), но массовой, признанной всеми идентичности пока нет и на горизонте.
А вот концепция государства как публичной компании с обратимой «акцией-гражданством» намного интереснее. Если паспорт можно будет продать так же легко, как акцию, у «правителя» появляется рыночный KPI. В этом случае ему выгодно держать граждан, чтобы они не «флипнулись» в другие юрисдикции.
Кстати идею «право на exit выше, чем на voice» продвигает и Баладжи Сринивасан в концепции network state. Да, давно существует «золотой паспорт»: Кипр — €300 тыс., Мальта — €375 тыс., Португалия — ≥ €500 тыс. Но оформление занимает 2–5 лет и такое гражданство остаётся исключением для HNWI, а не базовым правом.
Отдельный вопрос — как оценивать «пай»? Грубая черновая идея — GDP per capita × возраст совершеннолетия. Для США ($ 83 к × 18 ≈ $1,5 млн) или Беларуси (€8 к × 18 ≈ €144к) это близко к стоимости существующих программ натурализации через инвестиции. Но как правило, такая формула игнорирует распределение доходов, да и реальные социальные обязательства государства перед гражданами (например, учет уровня соц.обязательств РБ перед гражданином на ходу дисконтирует такой расчет ещё в два раза).
Технически можно обанкротить страну, передать часть активов «иностранным инвесторам», но это лишь до первой национализации. Одним словом — если бы паспорт можно было продать на бирже как акцию и купить новый — правители управляли бы страной по рыночным метрикам. Чтобы капитализация не падала и граждане не устроили бы массовый exit.
Но до тех пор «пакет» гражданства остаётся для многих из нас неликвидной бумагой с вечным lock-up периодом.
Читать на dev.by