«Первый американец, который приехал в Минск на фул-тайм». Как уроженец Лас-Вегаса руководит платформой Wargaming из офиса в Шабанах

Platform — одно из ключевых подразделений Wargaming. При этом информации о нём куда меньше, чем о команде разработки. dev.by поговорил с тремя лидерами Платформы об истории и особенностях подразделения, а также о том, как американский руководитель, уроженец Лас-Вегаса работает с белорусами и адаптируется к жизни в Минске.

У Кристофера Йейтса — длинный послужной список в части компьютерной науки и управления платформами. От выпуска из университета Невады в Лас-Вегасе в 1988 году до президента компании, которая помогает геймдеву строить и улучшать сетевые платформы. В центре списка — работа в Rockstar games, Trion Worlds, Sony Network Entertainment Inc и др. С 2015 года Кристофер сотрудничает с Wargaming, с сентября 2017-го живёт в Минске.

Крис, расскажите, как вы здесь оказались.

Крис Йейтс: Я в Минске по двум причинам. Первая — строительство Платформы, вторая — команда. Я люблю этих людей, и мне хочется быть им полезным, чтобы двигать платформу вперед. Здесь — невероятные люди, я имею в виду не только Wargaming, но и Беларусь в целом. Для меня это великолепный опыт, как профессиональный, так и личный. Тем более что я впервые живу за пределами США.

Я сотрудничаю с Wargaming с 2015 года, мне часто приходилось приезжать в Беларусь, и в какой-то момент оказалось, что я провожу здесь больше половины времени в году. Тогда я сказал, что лучше уж переехать сюда, чтобы быть поближе к людям. И в сентябре 2017 года я это сделал.

Слава Костиков: Крис — первый американский менеджер, который приехал к нам на фул-тайм. Он — такой мостик между несколькими офисами.

Крис Йейтс: Мы распределённая команда, у нас 4 локации: большая часть функций — в Минске, финансовую составляющую традиционно ведёт Никосия, дистрибуцией и Wargaming Game Center занимается Киев, Белвью, штат Вашингтон — тулами (админками платформы). Между Западным побережьем США и Минском — 11 часов разницы, очень сложно коммуницировать с людьми на таком расстоянии.

Platform как «группа роуди, которая обслуживает концерт рок-звезды»  

Команда платформы сформировалась около полутора лет назад. Для чего Wargaming понадобилась Platform?

Слава Костиков: Началось с того, что в 2011 году Wargaming захотела взять из «Танков» всё, что можно было использовать в других играх: аккаунты, дистрибуцию, поддержку пользователей, деплоймент, монетизацию и прочее. И сделать из этого единую платформу. Это позволяет экономить время, не решать раз за разом однотипные задачи.

В итоге в 2015 появилась Платформа — набор «неигроспецифичных» сервисов, поддерживающих все наши игры. Ядро команды ещё в 2013 году сформировали те, кто делал для «Танков» вспомогательные сервисы: управление аккаунтами, чаты и прочее. Она постепенно обрастала новыми функциями и людьми — целыми командами. Сегодня в команде Минска 100 человек, а во всех локациях — около 250.

Какие конкретно задачи решает Платформа?

Крис Йейтс: Есть набор инструментов, который нет смысла создавать для каждого нового продукта в отдельности. Ряд вещей можно реализовать один раз, а потом многократно применить в разных игровых проектах. Например, WG-аккаунт, магазин, интеграции с платежными системами, инструменты поддержки пользователей.

Здесь я люблю приводить аналогию с рок-звездой и группой роуди, которая обслуживает концерт. Люди приходят посмотреть на звезду, а не на техническую группу. Если роуди делают свою работу правильно, они невидимы. Но если что-то пошло не так, это сразу становится очевидно, и это может испортить весь концерт.

Слава Гладышев: Мы разрабатываем масштабируемые, отказоустойчивые решения для работы в режиме «24/7» с высокой нагрузкой. При этом отслеживаем актуальные тренды в индустрии. Очень важная особенность — в том, что на рынке нет готовых решений, похожих на те, что нужны нам. Масштаб проектов Wargaming делает любую задачу нетривиальной. Реализовать логин — пара пустяков. Реализовать логин в «Танках», у которых за сотню миллионов пользователей, — это нечто посложнее. И интереснее для инженера.

Особенность подразделения — в том, что мы взаимодействуем со всеми подразделениями Wargaming. Крупнейший поставщик задач — World of Tanks. Когда команда «Танков» или другой игры ставит нам задачу добавить в Платформу новую функциональность, мы стараемся реализовать её именно как универсальное решение.

Какую последнюю крупную задачу реализовали?

Крис Йейтс: Это был внутриигровой магазин World of Tanks: теперь игроки могут покупать в нём товары, не покидая игры. Для реализации подобного функционала в других играх компании теперь не потребуется больших усилий.

Какие языки разработки используете?

Слава Костиков: В нашем стеке 7 языков: Scala, Java, Erlang, Elixir, Python, Go и несколько JavaScripts. Когда-то мы нанимали специалистов, знающих конкретный язык программирования. Сейчас мы ищем в первую очередь талантливых инженеров, которые понимают инфраструктуру, экосистему и могут выбрать оптимальный язык под конкретную задачу.

Чем это отличается от игровой разработки?

Слава Гладышев: Мы говорим, что не делаем игры, а помогаем их делать.

Крис Йейтс: Есть ложное представление о том, что важно быть частью игровой команды. Люди почему-то его разносят: я — в игровой команде, я — в сервисной или в какой-то другой. Кто-то считает работу сервисной группы второстепенной, мол, она не является частью игровой команды. Но я горжусь тем, что мы поддерживаем этот бизнес, оставаясь по возможности незаметными.

Есть люди, которые хотят делать игру. А есть инженеры, которые заинтересованы в разработке сложного, большого ПО. Работа в команде платформы даёт уникальные условия, когда ты очень близко находишься к игровому продукту, но твои задачи лежат в плоскости технически сложных систем.

Development Director «танков» Владимир Сусленков рассказывал dev.by, как «низы» в танковой команде разработки могут выступать с инициативами и влиять на конечный продукт. А разработчики платформы могут оказывать влияние на игру?  

Крис Йейтс: Обсуждая фичи, мы предлагаем наиболее успешные с нашей точки зрения решения. Но мы не пытаемся влиять на сами фичи.

«Американцы иногда хохочут: 25-летний сеньор? Бу-га-га! Они в это не верят. И я в это не верю»  

Как взаимодействует распределённая команда?

Слава Костиков: Мы делимся экспертизой, ездим к друг другу в гости. Принцип у нас простой: в командировки должны чаще ездить инженеры, а не менеджеры.

Крис, по-вашему, стиль работы в американских компаниях и здесь сильно отличается? Какой вам нравится больше?

Крис Йейтс: Да, люди на Востоке и Западе отличаются, и отличается их корпоративная культура. Запад — менее иерархичен, деление на уровни там не имеет большого значения. Разработчики стремятся брать на себя сложные задачи, примеряют на себя роли лидеров, им ничего не стоит подвергнуть сомнению решение начальника. На собрании босс спрашивает: «что вы думаете об этом?», и рядовой сотрудник запросто поднимает руку:  «я считаю, это фиговая идея». Здесь вы никогда такого не услышите. И тем более не услышите в Японии. Возражение боссу там воспринимается как грубость.

Что мне нравится на Западе — то, что люди достаточно смелы, чтобы высказывать свои идеи. В восточной культуре управления преобладает сдержанность. Если ты — босс, я буду выполнять твои распоряжения, что бы ты ни сказал.

Лидеры на Западе имеют право на ошибку, как и все прочие сотрудники. Они могут быть умны, иметь большой опыт, но это не значит, что они всегда правы.

То же — относительно транспарентности. Западные организации более прозрачны, сотрудники там больше информированы о том, что происходит в компании. На Востоке информация может использоваться как инструмент власти: ты недостоин это знать, так как твоя позиция ниже. И это заставляет людей чувствовать себя вне рабочих процессов. Когда наоборот — это заставляет команду расти.

Здесь, в моей команде, люди разделяют западный подход. Тут много отважных людей, которые постоянно делают мне вызовы, и я приветствую это. Иногда я соглашаюсь, иногда — нет. Но это то, что даёт нам возможность роста.

Белорусы, поработавшие в США, утверждают, что на самом деле западное общество очень иерархично, а топ-менеджмент американских компаний — высокомерен и с простым людом не общается.

Крис Йейтс: Ну да, так как рядовые работники ведут себя очень смело, то лидеру бывает страшно. Ему некомфортно рядом с такими сотрудниками.

Думаю, тут многое зависит от размера компании и ее сферы деятельности. Если речь об ИТ компаниях, особенно — геймдеве, то всё зависит прежде всего от размера. Конечно, когда руководитель отвечает за несколько тысяч человек, ему очень сложно проводить время с разработчиками. Но, по крайней мере, игровая индустрия стремится быть менее иерархической.

Игровая индустрия очень многолика: бизнес, разработка, найм — внутри много разных организаций. И везде, как правило, работает молодежь. Я ни разу не слышал о пенсионере в геймдеве. Геймдев чем-то похож на Дикий Запад. Но другие компании, в частности, корпорации в Кремниевой Долине, очень иерархичны. И конечно, их руководители не слишком-то хотят быть вовлеченными в жизнь рядовых сотрудников.

Но что касается компаний, в которых я работал, их руководство всегда тесно общалось с командой.

Слава и Слава, а как белорусской команде работается с Крисом?

Слава Гладышев: Крис принёс с собой кучу опыта и практик. Он их не навязывал, а встраивал в базу, которая у нас имелась. У него нет ментальности экспата, он не обособлен, и у нас получился такой замечательный синтез.

С его приходом мы провели перемены, которые давно назрели. Крис научил смотреть на организацию с другого ракурса, переворачивать иерархию в собственной голове. Он говорит: «Я работаю на вас, а вы работаете на свои команды».

Слава Костиков: Есть постсоветская культура разработки и есть — западная. С Крисом у нас получился классный обмен. Дело не только в том, что он знает, как развивать платформы, какие там нужны фичи, а в том, что он принёс с собой другой майндсет — он учит, как общаться с заказчиками, как себя позиционировать.

Он сразу сказал: ребята, первым делом нам надо подчистить «хвосты». Не торопиться выставлять релиз в продакшн, накапливая технический долг, а сразу думать о качестве.

«Танки» — большие, они много больше, чем платформа. И поток задач, который летит в нас, — огромный. Если мы сфокусируемся только на выполнении этих задач, то не сможем развивать платформу как продукт. Поэтому постоянно приходится отстаивать технический долг, объяснять: ребята, мы не можем всё время наращивать функционал без возврата к старым вещам.

ИТ-индустрия растёт очень бурно, и средний возраст наших менеджеров и тимлидов намного меньше, чем на Западном или Восточной побережье США. Американцы иногда хохочут: 25-летний сеньор? Бу-га-га! Они в это не верят. И я в это не верю.

Сеньор — не тот, кто умеет просто круто программировать. Это — человек с багажом, который не раз наступал на какие-то грабли и может точно сказать: ребята, не надо делать релиз в пятницу, я дважды так делал — фигово выходит.

У Криса — большой накопленный опыт. Это то, что отличает зрелого специалиста от мальчика, который очень хорошо разбирается в технологиях, но не знает, как правильно донести свою мысль до собеседника. Крис транслирует взрослую модель поведения. Он неплохо технически подкован и понимает, как нужно разруливать кризисные ситуации. Он не играет в биг-босса, к нему может любой зайти за советом. Правда, не все заходят: кто-то побаивается.

Надо видеть, как он общается с людьми. Он интересуется идеями и ожиданиями работника. Не все получается, где-то наши предположения не срабатывают, но в общем получается живой процесс.

Это классный опыт. И когда мне говорят «у вас нет опыта работы на Западе», я отвечаю: ну да, на Западе я не работал, но я сейчас работаю с человеком, который мне этот опыт предоставляет.

«Если бы я прожил здесь 30 лет, то, наверное, устал бы от холода. Но пока мне очень нравится, когда идёт снег»

Крис, как вы себя чувствуете в Минске?

В Минске много чего устроено не так, как в Америке. Люди ведут себя иначе, но ничего такого, что отличалось бы в корне от моей страны, я не нахожу. На самом деле в мире куда больше общего, чем отличий. Забавно: политическое устройство в странах может быть очень разным, но везде людей заботит одно и то же: они хотят иметь работу, крышу над головой, чтобы с близкими всё было благополучно. Хотя, это странно, когда ты едешь по Минску и видишь Domino´s pizza. Словно ты в Америке. Но рядом — всё по-русски.

Белорусы — угрюмые? По американским улыбкам не скучаете?

Мне они кажутся очень дружелюбными. Не знаю насчет угрюмости. И в США люди тоже очень разные: одни улыбаются, другие ворчат. Здесь я никогда не видел ни уличных драк, ни драк в баре, ни другого агрессивного поведения. В США это встречаешь довольно часто.

Слава Костиков: Как-то обсуждали с ним вопрос менталитетов. Крис говорит, что американцы и белорусы более похожи, чем американцы и индусы. Всё-таки у нас одинаковые сказки: у них про Красную Шапочку есть сказка, и у нас она есть. Но есть небольшие различия в образе мышления, подходах, привычках. Он удивляется: вы всюду в еду добавляете сметану и укроп — зачем?

Крис Йейтс: Или вот: белорусы довольно сдержанные. Но таких же сдержанных людей я вижу и в других частях мира, в том числе в некоторых американских штатах. Первый встречный в Нью-Йорке будет больше похож на белоруса, чем на жителя Калифорнии, который привык кричать: «Привет! Как дела?! Как твои дела?!» Может, это из-за солнца?

Кстати о солнце: как вам погода?

Крис Йейтс: К вашей погоде я так и не привык. Я родился в Лас-Вегасе, штат Невада, в пустыне, и много лет прожил в Калифорнии. То, что сейчас за окном — сильно отличается от того, к чему я привык.

Страдаете?

Крис Йейтс: Нет. Для меня это — забавная история. Когда ты вырос в пустыне, ты, конечно, знаешь, что такое снег: он есть в горах, туда можно съездить на прогулку и вернуться домой. Но, на самом деле, когда идёт снег, то просто не садишься за руль, потому что у тебя нет зимних шин.

Если бы я прожил здесь 30 лет, то, наверное, устал бы от холода. Но пока для меня всё вновь. И мне очень нравится, когда идёт снег. Да, холодно, да, не хватает света, но пока я не жалуюсь.

Опять же, лето здесь — невероятное. Из-за того что Беларусь ближе к Северу, здесь светло почти до полуночи. Кстати, летом люди кажутся гораздо счастливее.

Слава Костиков: С погодой Крису тут не очень везёт. Первый раз приехал поздней осенью — погода была так себе. Потом на лето уехал — и всё хорошее пропустил. Потом похолодало, а он одет — так себе. Говорю: чувак, ты замерзнёшь. Купили ему обогреватель. Потом уже потроллили его немного: подарили валенки, теплую шапку. Понимаем, что он тут один и ему грустно, поэтому периодически вытаскиваем его на ужин.

От чего испытываете дискомфорт? Может, от еды?

Крис Йейтс: Еда, конечно, очень отличается. Когда я дома, то каждый день ем острую пищу, что-нибудь мексиканское. Ещё скучаю по морепродуктам. Но вообще-то мне нравятся национальные  кухни. Драники — моя любимая еда.

Вот, что действительно доставляет неудобство, так это незнание русского языка. Я начал было учить язык, но потом подумал: я тут совсем ненадолго, всё равно не смогу выучить язык за 6-9 месяцев, так что нет смысла и начинать. Но потом время моего пребывания все растягивалось и растягивалось. Теперь я чувствую себя в Минске уже довольно уверенно, но невозможность понимать речь вокруг и даже прочитать надписи — это сложно. Google.Translate — мой лучший друг. Но я — единственный идиот с супермаркете, который снимает на камеру этикетки.

Ну, и жизнь вне семьи — тоже испытание.

А в чём самое главное «испытание»? Что-то вызывает у вас культурный шок?

Что действительно отличает Беларусь, так это бюрократия. Мой сын навещал меня в Минске. Он въехал по безвизу на 30 дней. Но оказалось, что в течение 5 дней его надо было зарегистрировать. Надо было пойти в отдел по миграции, чтобы заполнить вот этот документ, вот этот и еще вот этот. С ума сойти! Я не знал про 5-дневный срок, мы с сыном опоздали с регистрацией на три дня, и нам пришлось заплатить штраф — 120 рублей.

«Поспорили: если Крис, не зная языка, сам купит все детали и починит душ, я сбрею бороду»

Слава Костиков: Главный культурный шок для Криса здесь — когда он попал в больничку. Как-то почувствовал себя не очень хорошо. Сначала ассистент отвела его в платный медцентр. Ему понравилось: у вас медицина — норм, а я-то переживал. Потом оказалось, что надо ложиться в стационар, а в Беларуси частных стационаров нет.

В общем, привезли Криса в приёмный покой в «десятку», и там он столкнулся с параллельной Беларусью. Прислал оттуда фото: «Слава, говорят, что это — еда, но я не верю, что это можно есть». Или «Слава, у нас в палате стоит холодильник, но его некуда включить — розетки нет» Моя супруга варила бульончики, и так мы Криса подкармливали.

Потом ему выделили платную палату: чистенько, но ремонт был ещё при царе Горохе, всё очень аскетично.

«Слава, приедь — тут никто не говорит по-английски». Только одна молодая врач могла перекинуться с ним парой слов. «Слава, ты можешь попросить, чтобы мне перестали делать уколы? Можно мне пилюльку?» Я перевожу. Отвечают: нет, нельзя.

Потом надо было глотать зонд. Крис, как узнал, пришел в ужас. «Слава, переведи: я должен быть completely out, вырубите меня полностью — тогда только можете делать эту процедуру».

Вообще-то Крис нечасто тут встревает, но бывает. Как-то у нас с ним случился спор. Он говорит: у меня  в квартире поломался душ, завтра я его починю. Я усомнился: не верю, что ты починишь душ. Он: я — инженер, я починю. Так мы поспорили: если он починит душ, то я сбрею бороду.  Если он — Крис наденет розовую футболку с принтом «Я проспорил Костикову».

Я сделал ставку на то, что, не зная языка, он просто не сможет купить в Минске прокладки и прочие детали. Но он, зараза, выкрутился и починил. Всё-таки Крис — IT-guy, ходит везде с телефоном, умеет навести камеру так, чтобы Google.Translate переводил в режиме реального времени. Нашёл прокладки, починил душ, и в итоге мне пришлось побриться.

Новый рекламный формат в наших телеграм-каналах.

Купить 500 символов за $150