«Священнослужители ахнули». Как инженер, два художника и бывший помощник мэра Канзас-сити по инновациям экспериментируют с AR

Они настаивают на том, что их «ливерминская четвёрка» — не стартап, а творческая группа. Своё название PBRBN расшифровывают как Paint, Build, Research & Blend Nuts. Но, чтобы легко запоминалось, говорят: «По барабану».

Два художника, инженер и вчерашний помощник мэра Канзас-сити по инновациям рассказали dev.by, как отреставрировали «Рабочих» Давида Бурлюка в дополненной реальности, чего до них не делал никто. И поведали, как сейчас занимаются витражами для Красного костёла и делают приложение, которое учит азам академического рисунка.

Ярослав: Стоит, наверное, рассказать, как все мы тут оказались. Дело в том, что здесь всегда сидел Лёша.

Алексей: Лет 6. Это была моя мастерская. Потом ко мне переехала Таня со словами: «Лосик, я хочу тоже тут работать». Затем появился Олег и начал тут зависать.

Ярослав: Есть такие встречи — Minsk Change Makers. На одну из них пришли Лёша с Олегом и стали рассказывать, что они делают. Я понял: это что-то классное, хотя пока нифига не понятно. Так я прибился к банде.

«Таких чудес в церкви давно не видывали и уверовали в дополненную реальность»

Ярослав: Это Олег принёс в нашу работу технологии дополненной реальности.

Олег: Я просто очень давно этим занимаюсь. Начинал в одной компании ещё 3-4 года назад: тогда и само это направление только-только начинало развиваться. К сожалению, не могу рассказать о тех разработках — это не подлежит разглашению. А здесь я тусил с ребятами, занимался своими проектами на аутсорс, иногда встревал в их работу. И это в итоге вылилось в одну большую, общую работу нашей команды.

Вы имеете в виду ту работу, что вы вместе с Алексеем сделали для выставки Давида Бурлюка в музее русского импрессионизма в Москве?

Олег: Нет, я имею в виду витражи для костёла святых Симеона и Елены в Минске.

Алексей: Мы делали эскизы: заказчики захотели поменять светские витражи от Гавриила Ващенко — ещё «советское наследие» — на принятые в католической традиции.

Татьяна: Новые витражи будут сделаны по старой технологии со свинцовой жилой.

Олег: Ребята обсуждали, как представить проект заказчикам, чтобы те сразу поняли, как это работает в архитектуре. И тут выступил я: «У меня есть волшебная „палочка“ — нажму пару клавиш, и ваши эскизы займут своё место в костёле. В дополненной реальности».

Ярослав: Ребята отсканировали костёл, свет, все размеры приняли во внимание, потом нарисовали эскизы и «запилили» их в дополненной реальности — и заказчики, они же священнослужители, ахнули. Они увидели купол с новыми витражами, причём с той же степенью прозрачности, с теми же деталями, как будет в оригинале. Таких чудес в церкви давно не видывали: можно сказать, там уверовали в дополненную реальность.

«Я же шарю, я же технарь. Просто что-то сделал не так»

Ярослав: Потом был ещё проект: Лёша не без инженерной помощи Олега сделал из стекла полигональную скульптуру — оленя, и прославился благодаря ей на весь мир. А с ним и наша команда.

О нас узнали в музее русского импрессионизма — там очень любят разные технологические штуки и ходы. И заказали виртуальную реконструкцию картины Давида Бурлюка «Рабочие» по одному её сохранившемуся фрагменту.

Алексей: Бурлюка считают отцом русского футуризма, Маяковский говорил о нём: «Мой действительный учитель, Бурлюк сделал меня поэтом… Выдавал ежедневно 50 копеек. Чтоб писать, не голодая».

Ярослав: За это мы между собой прозвали Маяковского «фифтисентом».  

Алексей: У Бурлюка было потрясающее чувство цвета, он был очень хорошим живописцем. Но не без душевных метаний — постоянно искал своё лицо, почерк: «подсматривал» у Сезанна, потом долго был под впечатлением от творчества Матисса.

Картина «Рабочие» была написана в 1924 году к выставке в Филадельфии, её никто не купил — поэтому Бурлюк сложил её и забросил на чердак. Полотно начало портиться: масло высохло, появились заломы — от картины размером 2х3 метра остался лишь небольшой фрагмент.

И больше ничего? Пришлось много додумывать?

Алексей: Нет, была ещё чёрно-белая фотография, сделанная более 90 лет назад: сюжет я взял с неё, стилистику — с других картин Бурлюка: я брал мазки, дорабатывал их по цвету и вставлял в «Рабочих».

Цветовое решение — полностью ваша фантазия?

Алексей: Не совсем, у сохранившегося фрагмента уже есть цветовое решение. А любой врач скажет вам: какой у человека локоть, такие у него лоб и колено — это же гармония. То же самое и на картине, если художник понимает законы цвета, ему очевидно, как должна решаться работа.

В музее, кстати, сказали, что я отреставрировал Бурлюка лучше, чем писал сам Бурлюк. Это была очень большая, кропотливая работа.

Олег: Здесь, кстати, я потерпел крах, как технарь. Поскольку у нас было чёрно-белое фото, я подумал: «Здорово — сейчас помогу ребятам, я же знаю, как с помощью программы расскрасить изображение». Но не тут-то было. Я взял это фото — и у меня ничего не получилось, о чём, кстати, и предупреждал Лёша. И вот он стоит рядом, улыбается. «Э, нет — думаю, наверное, — я просто что-то сделал не так, я же шарю, я же технарь». Попробовал другими путями решить задачу, задействовал нейросети — и у меня опять ничего не выходит, даже тот оставшийся фрагмент программа не переводит в цвет. Я тогда очень удивлялся: «Почему?» Мне потом пояснили: да, мы можем восстановить в цвете даже кадры времён второй мировой войны, но в 20-х годах прошлого века снимали иначе, и это плёночное фото не даёт никакой информации о цвете на картине.

Алексей: Ну конечно, это же не пейзаж! Бурлюк решал свою картину по законами живописи.

Ярослав: И без живописца её не восстановишь.

С какими ещё техническими сложностями имели дело во время реставрации в AR?

Алексей: Нам скинули одну информацию по свету, и Олег привязал к освещению приложение — всё работало. А потом пришли другие люди и выставили свет по-своему (якобы, чтобы картина не портилась). Света оказалось мало, соответственно, приложение не распознавало картину.

Олег: У этой технологии есть чисто технические ограничения: туда попадают и параметры планшета или смартфона, и освещение — а ещё то, насколько сложен, однороден сам объект.

Ярослав: Никто ещё не реставрировал художественные шедевры в дополненной реальности. А если и делал что-то подобное, то мы ничего не слышали об этом: по крайней мере, по запросу в Google — ничего. Поэтому музейщики не знали, как это делать — ну, никому в голову не могло прийти, что свет играет такую важную роль.

Много что пришлось переделывать в связи с изменившимися условиями?

Олег: Поработали пару часов над кодом, но нам удалось достичь работы приложения в таком формате, что при наведении на картину человек может увидеть анимацию и с 20, и с 15 метров. И даже с учётом плохого освещения. Хотя, как нам пояснили, такой свет нужен для того, чтобы картины были хорошо видны зрителю и вписывались в общее пространство.

Сколько времени заняла вся работа?

Олег: Очень много времени потребовалось на то, чтобы отреставрировать картину.

Алексей: На всю работу у нас был месяц: выставка открывалась 3 октября. Это очень жёсткие сроки. Приходилось работать в круглосуточном режиме, я до сих пор не выспался.

Я всё делал в Photoshop. Цветовое решение не так сложно подобрать, как фактуру, потому что у каждого мастера свой почерк. Если бы я писал картину маслом, было бы быстрее, но это был бы почерк не Бурлюка, а Лосика. Так что цифра в этом отношении больше приближена к правильному решению реставрации: делал это я — но манера Бурлюка.

«Научиться рисовать, не срисовывать»: «хотим ёмко упаковать академический курс»

Ярослав: Стоит сказать, зачем эта работа вообще делалась — не для того, чтобы отреставрировать картину Бурлюка. Мы ведь не кружок его фанатов: о, вот он настал — наш звёздный час! Эта работа ложится в общую канву того, чем мы здесь как творческая группа занимаемся. Мы создаём продукты (пока их условно можно назвать стартапами). Основной — решение по обучению академическому рисунку в экспресс-режиме при помощи AR.

Алексей: Всё началось с того, что меня попросили «подтянуть» девочку в рисунке перед поступлением. И вот я очень долго ей объяснял, давал задания. Она делала одну и ту же ошибку — не меряла ничего относительно своего вестибулярного аппарата, думала, что сейчас срисует красивенько, и всё. Но так не прокатывало. 

За нашими танцами с бубном наблюдал Олег, а потом сел и написал AR-приложение. Моя ученица взяла в руки планшет — и вдруг до неё дошло то, что она раньше не догоняла. Вот её следующий рисунок: это очень круто! Она переступила через несколько ступеней — сразу поняла то, на что у других людей уходит много времени.

Наше приложение позволяет научиться рисовать, не срисовывать. А для этого нужно увидеть, понять свои ошибки и то, как именно ты их совершаешь.

Ярослав: Мы хотим очень ёмко упаковать огромный академический курс, чтобы человек мог схватить основы — и начать работать. Сейчас на рынке очень большой спрос на рисовальщиков, дизайнеров…

Олег: …на дизайнеров с базовыми навыками, но таких, что не просто рисуют стандартные вещи, принятые при разработке игр, а могут придумать что-то новое, творческое. 

Кстати, сам я тоже тестировал это приложение: как самый плохой ученик, который рисовать не умеет, вопросов не задаёт, а просто садится в углу и что-то там ваяет. Помогло — свои ошибки я понял.

Под какие платформы пишете приложение?

Олег: Под iOS и Android. И закладываем туда работу с очками.

Когда собираетесь выпустить приложение?

Ярослав: Сейчас тестируем, как оно работает как инструмент, поэтому его пока нигде нельзя скачать. Тестовый период продлится, пока мы не накопим критическую массу: я думаю, хотя бы 200 учеников на разных стадиях обучения. 

Алексей: Просто люди очень хорошо влияют на то, как развивается приложение. Одно дело, как я себе его представляю, но я-то спец. Другое дело — сами пользователи, которые вообще не умеют рисовать. Они по-другому взаимодействуют с приложением. И это нужно учитывать.

Планируете привлекать инвестиции?

Ярослав: Наша миссия — не продать стартап, хотя мы точно сделаем это — а сделать инновации доступными. Да, мы встречаемся с инвесторами, изучаем условия в акселераторах, но пока не спешим с решением.

Олег: — Работы, которые мы делаем, вытекают друг из друга или формируют что-то общее. Бурлюк — это не про «показать отреставрированную картину в дополненной реальности», это способ участия в творческих проектах. Мы также стараемся не совершать те ошибки, которые совершают многие ребята: не делать продукт ради продукта, только потому что нам нравится тусить тут на чердаке. Мы хотим решать проблемы общества.

Место солидарности беларусского ИТ-комьюнити

Далучайся!