Встреча с Олегом Хусаеновым: «Почему кризис не повод ставить бизнес на паузу». Как туда попасть? 👨🏻‍💻
Support us

Кодил в тетрадке: разработчик отсидел год в колонии общего режима

Программист Антон — автор приложения для мониторинга качества воздуха AirMQ. Ему 23 года и два месяца назад он освободился из заключения. Год с хвостиком в колонии общего режима — результат экстази-вечеринки со смертельным исходом. История трагическая, но у семи из восьми участников этой вечеринки жизнь продолжается. Антон рассказал dev.by о своей. О том, как кодил и дебажил в местах не столько отдалённых, продвигался по карьерной лестнице в окружении зэков и почему решил никогда больше.

Оставить комментарий

Программист Антон — автор приложения для мониторинга качества воздуха AirMQ. Ему 23 года и два месяца назад он освободился из заключения. Год с хвостиком в колонии общего режима — результат экстази-вечеринки со смертельным исходом. История трагическая, но у семи из восьми участников этой вечеринки жизнь продолжается. Антон рассказал dev.by о своей. О том, как кодил и дебажил в местах не столько отдалённых, продвигался по карьерной лестнице в окружении зэков и почему решил никогда больше.

О жизни до колонии

— Я — чувачок из Минска, учился в 19-й школе, увлекался музыкой, играл на ударных. Почему-то решил стать программистом: наверное, компьютерные игры виноваты. В 2015 году я поступил на факультет радиоэлектроники БГУИР,  специальность — «программирование радиоэлектронных средств». Причём на бюджет. И через год бежал оттуда, не оглядываясь, потому что понял, что всё это — мрак и страшная потеря времени.

Из программирования там был всего один вводный курс С++. Очень плохой. Это было похоже на дешёвый тьюториал: ни основ алгоритмизации, ни основ программирования. Мои одногруппники ничего не понимали, да и преподаватель, похоже, тоже. Когда я на лекции задавал вопрос, он просто из методички перечитывал строку.

Бросив вуз, я нашёл околоайтишную работу в сфере видеонаблюдения и параллельно с этим учился самостоятельно. Мне нравится Android, хотелось кодить под него — я нагуглил обучающие сайты, погрузился в них и через некоторое время начал что-то писать. Откосил от армии (были проблемы со спиной), потом приятель позвал меня заниматься блокчейном в стартап Sharekey. Там было круто, я много чего узнал. Я ведь полный лох, код писал на коленке, а там узнал, что такое Git, Jira, Trello, овладел андроидом, свифтом, питоном. С++ оставил в покое: пока на него нет ни времени, ни желания.

В Sharekey работал год, до тех пор, пока не угодил в следственный изолятор. Вообще-то к этому времени я не должен был жить в этой стране — должен был уехать в Чехию вместе с будущей женой. Мы с Машей учили чешский, готовились к поступлению: она — в медицинский, а я — в тамошний «бгуир». Но летом 2018 года решили остаться ещё на год, а в августе пошли на этот день рожденья. Там — «совершенно безобидный» экстази, а девушка именинника берёт и умирает. Прямо у меня на руках. Так мы с Машей никуда не уехали. 

Про суд и приговор

Суд был в январе 2019 года. Нас было семеро обвиняемых. К этому времени всех отпустили, а я продолжал сидеть в СИЗО, потому что до суда не давал показаний. Все следственные действия мне казались ловушкой.

Наше дело удивительно тем, что по этой паршивой 328-й статье (ст. 328 УК РБ «Незаконный оборот наркотических средств, психотропных веществ, их прекурсоров и аналогов». — Прим. dev.by) в кои-то веки осудили более-менее справедливо. В этой статье — пять частей, нас судили по ч.1. («Незаконные без цели сбыта изготовление, переработка, приобретение, хранение, перевозка или пересылка наркотических средств, психотропных веществ либо их прекурсоров или аналогов — наказываются ограничением свободы на срок до пяти лет или лишением свободы на срок от двух до пяти лет). А есть ещё ч.5 — для тех случаев, когда в результате сбыта наркотиков человек умирает. По ней предусмотрены максимальные сроки, от 12 до 25 лет. 

Дело было резонансное. Наверное, из-за того что все его участники — нормальные ребята из нормальных семей — не получилось сделать историю про «утырков», которых надо непременно посадить. Часть 1-я: мы все вместе купили таблетки и вместе съели — никто никому ничего не сбывал. Сделали образцово-показательный суд: вот смотрите, мы тут не сажаем детей на всю жизнь. 

Прокуратура всем, включая мою девушку, запросила отсрочку исполнения наказания, а мне и ещё одной девочке — лишение свободы, ей на два года, мне — на три. В день объявления приговора в зале было море людей, Первомайский суд чуть не лопнул. 

У меня в планах было вернуться в камеру и расстроиться, что придётся сесть. Но меня освободили из клетки в зале суда. Знали бы вы, с каким наигранным напряжением зачитывали приговор мне и этой девочке. Два года… (длинная театральная пауза) ограничения свободы. Три года… (длинная пауза) тоже ограничения свободы. Тут на меня все налетели  — родственники, друзья, журналисты. Кто-то из журналистов спросил: «Что вы посоветуете молодежи?» Я сказал: «Валить из этой страны». А прозвучало это так, будто я говорю: «Журналисты, идите отсюда». Неловко получилось.

Итак, я на свободе, точнее под подпиской о невыезде. А через 10 дней приходит прокурорский протест: наказание слишком мягкое. Назначают новый суд. В ожидании суда я пошёл и сыграл концерт, потом ещё и ещё один. Потом взялся за проект AirMQ — стал делать приложение для общественной сети мониторинга загрязнения воздуха в белорусских городах.

12 апреля суд повторно заслушал дело и вынес новый приговор: ограничение свободы мне и той девушке заменить на лишение свободы, остальным пяти участникам сверху добавить общественных работ. Но и тогда меня не сразу взяли под стражу: городской суд не имеет права менять меру пресечения, поэтому я как был под подпиской о невыезде, так и остался. Пришёл домой и устроил прощальную вечеринку. На следующий день — ещё одну, на третий пошёл на работу. Процедура такая: приговор суда направляется в РУВД, а те уже приводят его в исполнение. Но приговор, наверное, слепым почтовым голубем направляют, потому что из одного минского здания в другое он шёл полтора месяца. Только через полтора месяца позвонили из РУВД: пусть завтра приходит. 

24 мая я пришёл с вещами в РУВД, и там приключилась ещё одна история. Провожать меня пришли родственники и друзья, мы стояли у крыльца — фотографировались, и в этот момент мимо проехала машина с панорамными камерами на крыше. Оказалось, это машина Яндекса — в результате мои проводы остались в истории

Про приложение AirMQ и дебажинг на бумаге

Мой отец в прошлом бизнесмен в сфере сетевых технологий и оборудования. У него много знакомых экологов, которые озабочены качеством воздуха: оказывается, в стране нет нормального мониторинга загрязнения. Отец увлёкся этой темой, стал заказывать с Aliexpress и ковырять разные датчики, к нему присоединились единомышленники. Как-то он попросил меня написать простенькое приложение для того, чтобы было удобнее настраивать эти датчики на свой вайфай. Это было в январе 2019 года, как раз тогда, когда меня освободили по первому приговору суда. 

Я подумал, а почему бы вместо утилиты не сделать клиентское приложение для всего проекта AirMQ? В любом случае оно рано или поздно понадобится. Минимально спроектировал идею: раздел «мои устройства», где можно подключиться и снять инфо с уже добавленных датчиков либо сконфигурировать новый, и карта — нажимаешь на датчик и читаешь с него все данные. Запилил на коленке функционал и залил в Play Store. На всё про всё ушло четыре месяца между двумя судами, в маркет заливал софт уже за два дня до ареста.

В процессе работы над приложением я узнал много нового для себя — того, что нормальные программисты давно используют. Например, про Continuous Integration — когда происходит добавление кода в репозитории и он автоматически билдится. Такой способ обучения программированию — на практике — мне кажется довольно эффективным. Мои однокурсники к тому времени оканчивали универ и писали: «Антон, у тебя есть какая-нибудь работа? А то мы ничего не знаем, ничего не умеем».

Пока я ждал этапа в изоляторе на Володарке, на свидание пришёл отец и через стекло сделал баг-репорт. Оказалось, как только я уехал, посыпались баги. Нажимаешь на кнопку, начинает подтягиваться информация из базы, и всё вылетает. Проблема парсинга: сервис базы данных обновился, а код — старый. 

Я стал думать, как это исправить. Понял, что плохо помню код и попросил отца прислать мне исходник одной штуки. Он прислал всё сразу — стопку бумаги с распечатанным на ней кодом. 

Это было, когда я уже отбывал срок. Цензор письмо пропустил, и все этому удивились, некоторые даже заподозрили меня в связях с ментами: им не проходят журналы с голыми женщинами, а мне страшные шифры проходят. Просто до этого отец присылал мне книги по программированию — наверное, цензор поверил, что я программист.

Я начал вчитываться в код, потом взял тетрадь с листами А4 и стал писать ответ. Все ключевые слова, константы выделял другими шрифтами, снабжая подробными комментариями, как исправить баги. Отец соединяет железо с интернетом и лучше разбирается в низкоуровневых языках, а весь этот объектно ориентированный метамодернизм он не очень понимает. Тем не менее он смог прочитать моё послание и всё исправил. 

Когда я садился за работу, у меня были весьма скудные представления о мобильной разработке, я всё изучал на ходу. Потом, когда дочитал до конца книжку по Android и Java, понял, что всё сделал не по канонам и не по гайдлайну. Сейчас мне даже неловко показывать первую версию приложения. Зная код этого чудовища, я удивляюсь, как оно вообще работает для 500 человек. Освободившись, стал переписывать с нуля.

В зоне я узнал много новых для себя нюансов по языкам программирования, нейросетям и Big Data — всё благодаря литературе, которую приносил отец. А самой крутой оказалась книга, которую мне подарили когда-то давно и которую я прочитал только в колонии, — «Архитектура компьютера» Таненбаума. Название немного шарлатанское, правильнее — «архитектура процессора». Таненбаум с нуля описывает, как всё работает — от транзисторов до операционной системы. Это офигительно!

Раньше я не читал так много, потому что какой прикол читать книги по программированию, если можно сидеть и программировать? В колонии компьютера не было, поэтому приходилось много читать.

О жизни на зоне

Я совершенно не так себе представлял это место. Думал, там будет как в изоляторе — камеры, только ещё и на работу ходить надо. А оказалось, там целый город: домики, церковь, стадион, библиотека, магазин, столовая и, конечно, бараки. Все разделено заборами, но, если научишься, можно свободно перемещаться. Я в конце концов научился.

Жизнь проходит по расписанию.

  • 6.00 — подъём
  • 7:00-7:20 — проверка
  • 8:00-8:15 — завтрак
  • 8:15-13:30 — личное время
  • 13:30-13:45 — обед
  • 13:45-16:45 — работа (у меня было личное время)
  • 17:00-17:15 — ужин
  • 18:10-18:30 — проверка
  • 18:30-21:55 — личное время (у меня — работа)
  • 22:00 — отбой

Кто-то говорит, что зона ему что-то дала, научила чему-то полезному. У меня с жизнью и так всё было в порядке. Единственное, чему я там научился — как себя вести среди катастрофических дегенератов, чтобы было комфортно.

Осуждённых по наркостатье выделяют в отдельный отряд. Ожидая суда, я много читал про то, как вполне адекватных людей внезапно сажают за курение травы, и думал, что встречусь на зоне с нормальными людьми. Но оказалось иначе. Я никогда в жизни не встречался с таким сбродом. Они ужасны во всём: в отношении к жизни, к себе, к другим людям, хотя далеко не все наркоманы. 

У них мозга — ноль. Они копируют поведение друг друга, демонстрируют извращённую маскулинность, корчат из себя альфа-самцов — те, кто до этого додумался, а кто не додумался, ходят в аутсайдерах.

С ними надо уметь общаться. Я научился. Словами этого не передать. Нужно строить из себя невесть кого: говорить с ними так, будто ты решаешь здесь не меньше, чем они. И они начинают в это верить. Если к кому-то обратиться: «Будь добр, подскажи, пожалуйста», тебя поднимут на смех. «Хлипкий лох!» Это путь в никуда. А если скажешь: «Слышь, чё ты встал здесь?» — это вызовет уважение. 

Сначала меня не трогали, я им не был понятен: говорил на другом языке, думал о других вещах. Со временем, так как я ни на что не претендовал, надо мной стали посмеиваться. И тогда я подумал: надо претендовать. В результате переехал со второго яруса кровати на первый. А это очень престижно: на первом ярусе перед тобой — твоё пространство, твоя тумбочка, тот же, кто на втором, должен каждый раз спрашивать разрешения, чтобы сесть.

Поначалу подо мной жил настоящий псих. Однажды у нас случилась стычка: я поставил стул, чтобы залезть на него и заправить кровать, а он в этот момент решил заправил свою. Он меня спихнул со стула, я полетел и чуть не разбил голову. Прибежавший завхоз разнял нас, но это происшествие — из ряда вон, так быть не должно. Я умолял начальника отряда переселить меня, но он отказал, хотя свободных мест было полно: что ты такое сделал, чтобы я тебя переселил?

Мое движение по «карьерной лестнице» началось со случайной вакансии. В отряде у зэков есть разные должности: есть завхоз — главный зэк, есть чувак, который всех водит в санчасть, есть паспортист — обладатель информации, когда у кого паспорт заканчивается. Есть и такая должность как помощник дневального в переговорном пункте. Когда отряд приходит звонить в переговорный пункт, один зэк из отряда сидит рядом с дневальным и ведет учёт звонков: ставит плюсики в четыре колонки (по количеству звонков  в неделю) напротив фамилии зэка. Однажды оттуда турнули чувака — за нарушение он уехал в изолятор, место оказалось вакантным, и я предложил себя. Сидел в переговорке и делал эту абсолютно бессмысленную работу, но начальник отряда сразу же стал ко мне по-другому относиться. 

Колония — это бесплатное производство. Рядом — «Белшина», и заключенные обслуживают предприятие: одни шьют костюмы, другие — перчатки, мы перерабатывали резину.  Вам приносят куски резины с металлокордом внутри, и вы пассатижами достаёте оттуда проволоку. Рабочий день — 2-3 часа, дневная норма — 1 кг резины, которая идёт на переплавку, Работа ужасно скучная и неприятная: резина — вся сухая, пассатижы нормальные только у «своих». Но я быстро стал «своим». Сначала меня назначили бригадиром, и я водил бригаду на работу. В отличие от других бригадиров, которые корчат из себя невесть кого, я решил заняться чем-то полезным. Стал налаживать мосты: добывал нормальную резину, здоровался с тем зэком, который выдает инструменты —  в итоге через месяц у нашей бригады были лучшие пассатижи.

Вот тут в блокноте — образец «биг дэйта»: записи о том, сколько резины я сдаю. 

Зэки, которые принимают резину, замечали, что я сдаю хорошее сырьё, и за это могли приписать какие-нибудь 300 граммов. Я двигался к тому, чтобы занять место одного из приёмщиков. Но опер — милиционер, который решает конфликты между зэками — не дал этому случиться.

В какой-то момент он вызвал меня и начал допрашивать по моему делу. Я: с какой стати? Он: думаю, у кого-то из вас должна быть ч.5. У меня тогда вся жизнь перед глазами пронеслась, этого я и боялся: что нам всем дадут маленькие сроки, чтобы показать, что мы «детей не сажаем», а потом зафигачат по полной. Но потом оказалось, что это понты. И опер просто вставлял мне палки в колеса: узнал, что я пытаюсь войти в производственную «администрацию» — стать приёмщиком резины — и пресёк это. Потом узнал, что я пытаюсь переехать на другую койку, и тоже это пресёк. Так что переезд на нижний ярус состоялся позже, уже благодаря моей программистской деятельности.

Да, в колонии мне удалось немного поработать и программистом. К сожалению, об этом нельзя сейчас писать — могу только сказать, что пришлось овладеть бейсиком — просто там это было единственно доступное средство.

Благодаря ИТ я наконец переехал в крутое место, на нижний ярус, а потом меня взяли главным на резину. Я уже мог свободно перемещаться по зоне: если меня останавливали, говорил, что я — программист. Со временем у меня появилась специальная повязка с надписью УПСР (участок переработки сырой резины). С ней можно было идти куда угодно, хоть в магазин в другом конце зоны. 

Об освобождении и планах

Мне неимоверно повезло: дали три года (а могли дать до 25-и), из которых я отсидел год, месяц и два дня. В прошлом году ко мне применили амнистию, которая срезала год. В этом году была ещё одна амнистия, она срезала остаток.

Освободился я в июне. Раздал все вещи, собрал письма, простоял час на каком-то контроле, вышел за ворота, а там — все.

За этот год и месяц я получил 521 письмо — больше одного письма в день. Писали родные, друзья и даже некоторые люди, которых я не знаю. Больше всего писем — 76 — пришло в сентябре, когда у меня был день рождения. Вот тут я вёл учёт входящим и исходящим.

Ещё сидя в СИЗО, я перезагрузил свое отношение к рискованным вещам. Решил не делать ничего такого, за что можно попасть туда снова. Я знаю градацию: за что можно немного потомиться в автозаке и потом тебе ничего не будет, а за что можно уехать далеко и надолго.

Теперь я женат, у меня семья. Мы с Машей поженились в феврале 2019-го, когда меня первый раз освободили. На днях съездили в свадебное путешествие «лайт» — на Голубые озера, границы ведь закрыты, а Маша ещё и невыездная. 

Жена сейчас учится на биофаке БГУ. Уголовное дело не помешало ей поступить, оно помешало только работе в зоомагазине. Там всех почему-то напрягало то, что раз в неделю она говорила: «Мне надо отлучиться на 20 минут — будет звонить муж из зоны». А сейчас она устроилась в салон аналоговой фотографии, где все молодые, прошаренные и либеральные.

Какие планы? Дописать версию 2.0 AirMQ, подучить Swift для разработки iOS-версии приложения и найти работу в ИТ-компании. Думаю, скоро смогу претендовать на позицию мидла в Android-разработке. Но и от планов уехать в Чехию мы с женой не отказались. Наверное, это будет в следующем году.

Олег Хусаенов в DZ CLUB в эту субботу

Успеть купить билет

Хотите сообщить важную новость? Пишите в Telegram-бот

Главные события и полезные ссылки в нашем Telegram-канале

Обсуждение
Комментируйте без ограничений

Релоцировались? Теперь вы можете комментировать без верификации аккаунта.

Комментариев пока нет.