Владимир Плюта работает в качестве Junior Software Engineer в Intetics всего полгода. До этого разработчик был геодезистом — именно он обеспечивал математическую точность расчётов на таких объектах, как «Минск-арена» и «Чижовка-арена», строил центр «Фристайл» и Дворец Независимости, железнодорожные мосты в России и метро в Индии, принимал участие в реконструкции здания столичного цирка.

Читать далее...

«Когда я ушёл в программирование, многие из моих знакомых крутили пальцем у виска», — рассказал он в интервью dev.by. Специалисты его уровня зарабатывают как минимум в три раза больше, чем разработчики-джуниоры. Владимир говорит, что потерял и в должности, и в деньгах, но получил гораздо больше — интересную работу.

Белорус ты или немец, дай тебе 1 см задела — ты сделаешь 2

Владимир рассказывает, что вуз и будущую специальность выбирал осознанно: очень любил математику, хотел стать геодезистом. Он хорошо учился в вузе и блестяще окончил Полоцкий государственный университет.

— Слава богу, преподаватели, как ни старались, не смогли уговорить меня на аспирантуру. Я заочно учился в магистратуре и одновременно работал. Одним из первых моих заказов был проект по установке турбины Siemens на химическом заводе. Я впервые тогда работал с иностранцами — подрядчики были из-за рубежа. С тех самых пор я много взаимодействовал со специалистами из Италии, Франции, Германии, Канады и других стран. Это неоценимый опыт. Он не только стёр барьеры, но кроме всего прочего показал, что люди везде одинаковы.

Вот пример: иностранные заказчики всегда задают точность до миллиметра — рамки очень жёсткие. Конечно, вы стараетесь изо всех сил, но не всегда попадаете. Всё, думаете, не справились. Но приезжает заказчик, открывает свою документацию, и оказывается, что у него всё мягче раза в 3-4. «Почему же вы выставили такие жёсткие требования?» «А потому что — отвечают они, — не важно, белорус ты, француз или немец: дай тебе 1 см задела — ты сделаешь 2, дай 10 — будет все 20. Мы же сразу даём 1 см, вы делаете 2, у нас допуск 3. В размеры попали!..»

Теперь, когда молодые коллеги ведут разговоры о том, что где-то за рубежом работники более ответственные и исполнительные, я говорю: «Не верю! Люди везде одинаковы: и в Канаде, и в Индии...» Иностранцы точно так же, как и мы, относятся к работе, и так же смеются над шутками, надеются и чего-то в жизни хотят. Только у них старт другой.

«Наши специалисты не хуже инженеров с кембриджским дипломом»

Сегодня отовсюду слышишь, что качество образования в Беларуси значительно снизилось, особенно по сравнению с советскими временами.

А я вам расскажу, как будучи в Индии — я строил метро в Ченнаи — пытался объяснить моторикше, куда мне нужно добраться. Запутавшись в названиях улиц, достал карту, а «таксист» мотает головой: «No read» — он читать не умеет. И таков каждый третий житель этой страны. Поэтому у них на монетах вместо цифр — пальцы рук. И о чём тут можно говорить? Какая перспектива у индуса-моторикши? Извините, никакой: он в своём тук-туке живёт, спит, ест — и умрёт в нём.

У нас же, когда начальное образование есть у каждого, а возможность поступить в вуз — у большинства, стартовые позиции намного лучше. Это стоит помнить тем, кто кричит, что у соседа трава зеленее и деревья выше.

Работа в Индии очень подняла в моих глазах статус наших вузов. У многих из индийских инженеров за плечами серьёзное образование: у представителей высших каст принято отправлять детей учиться за границу. Пообщавшись с нами, те восхищались: «О, у вас магистратура за плечами! А у нас так — скромный институт в Кембридже». А мы про себя: «Господи, в Кем-бри-дже! Мы-то в Полоцке учились».

Но оказалось, наши специалисты ничуть не хуже инженеров с кембриджским дипломом.

Конечно, всегда можно найти людей, которые не хотят работать. И индусы в этом плане — не исключение: да и общая расслабленность бытия влияет на них. Но она влияет и на нас. У нас же тоже многие работяги — птицы гордые: не пнёшь, они и не полетят. И если человек сам не хочет работать, он и у нас, и в Индии найдёт кучу философских причин, чтобы этого не делать. Только выскажет их на другом языке.

Кстати, мы заметили: часто в такой момент помогает крепкое словцо — ты уже устаёшь объяснять так и этак. А тут — вместо тысячи слов. Хотя, может быть, тон имеет значение и эмоциональный посыл, но всё сразу же выполняется как надо. Это правило работает для всех: я работал с вьетнамцами — всё то же самое. А на строительстве «Чижовка-арены» сотрудничал с итальянскими специалистами. Пока их руководитель следил за ними — они молодцы, работали. Как только ушёл — те по пицце и спать.

Жгучий перец — не специя, а так, ерунда

Скажу без ложной скромности, я был одним из лучших геодезистов в Беларуси: людей моего уровня не так уж много.

Это и позволяло мне участвовать в строительстве самых сложных и самых интересных объектов: «Минск-арены» и «Чижовка-арены», железнодорожных мостов в России, цехов на химических заводах... Но, положа руку на сердце, скажу, что в Индию я полетел не столько за интересной работой, сколько за новыми впечатлениями. Их было море: как положительных, так и отрицательных. Недаром говорят, что Индия — страна контрастов.

Конечно, многие вещи нас шокировали. В Ченнаи, к примеру, расположен один из длиннейших пляжей мира — второй по протяженности на всём свете и самый длинный в Индии. Но мы никогда там не купались — всегда выезжали за 60 км за город. Несколько раз нам пришлось поработать ночью: днём из-за движения в многомиллионном городе это было невозможно. И вот, проработав всю ночь, мы зарулили с утра на пляж, подремать в гамачках. И видим картину: с первыми лучами солнца жители рыбацкой деревушки неподалёку — и стар, и млад — тянутся в полосу прибоя. Тут-то стало понятно: у них ведь нет канализации. Для нас это было дико: как? Нет туалета?! А для них — естественно.

Что ещё нас убило, так это местная еда. Да, в Беларуси в ресторанчике индийской кухни всё вкусно, но «родная» индийская еда — это что-то запредельное для европейского человека. 

Нам наняли повара. Так вот, увы, с ним пришлось расстаться. Мы по-английски (а в Индии все знают английский, а иначе жители страны просто не смогли бы понимать друг друга — там сотни языков, и государственных более 20) объясняли своему повару: «No spice! Understand?» «Yes, yes!» — кивал тот. И тут же при тебе в тарелку с рисом сыпал целую ложку красного молотого жгучего перца. Мы хватали его за руку и буквально орали: «No spice!» А он в ответ: «It’s not a spice» Это не специя, а так, ерунда! В итоге мы стали питаться в китайских ресторанах — оказалось, что китайская еда нам больше подходит. По сравнению с индийской, она даже пресная.

Очень нас удивило, что в Индии много вегетарианцев. Зайдя в какое-то заведение, ты можешь и не найти мясную пищу: для них, наоборот, мясоеды — экзотика.

Когда мы улетали, был момент, который снова показал нам, что индийцы — такие же люди, как и мы. На юго-востоке страны не принято демонстрировать руки, ноги и шею на улице: тут девушки носят закрытые сари. Но вот эти строгие индийские девушки заходят в самолёт, отправляются в туалет — и выходят в топиках и шортах. Всё: они из Индии улетели.

«Под цирком вырыли большую яму, а внизу — Свислочь течёт»

Когда я ушёл в программирование, многие из моих знакомых крутили пальцем у виска: «Сумасшедший!» Будучи главным геодезистом — это фактически team lead, я потерял в результате такого перехода и в должности, и в деньгах. Специалисты моего уровня зарабатывают в 3 раза больше, чем junior-разработчики. Но я могу ответить: ребята, деньги — это важно, но ваша семья счастлива лишь пока вы с радостью идёте на работу. Когда дело всей жизни перестаёт приносить удовольствие, начинаются проблемы: вы приходите задёрганный и злой, срываетесь на домочадцев. Никакие деньги того не стоят.

Я всегда искал интересную работу, чтобы было, чем напрячь мозг. Очень интересно, например, было участвовать в реконструкции столичного цирка: если вы знаете, там раньше была обычная арена, а сейчас несколько сцен, которые выезжают, сменяя одна другую — по кассетному принципу. Под цирком тогда вырыли большую яму, а внизу — Свислочь течёт. Сами понимаете, условия очень стеснённые, да и простыми их не назовёшь. Арены имели сложную геометрию: взять хотя бы писту для лошадей — рысаки бегут по наклонной поверхности, и животным кажется, что они мчатся вперёд, а на самом деле они движутся по кругу. Так вот эта писта должна была быть определённого радиуса, определённой геометрии, и эту геометрию задавали геодезисты. Задача не из тривиальных.

Или возьмём, к примеру, «Минск-арену»: в основе её кровли — вантовая система. Такого до нас вообще никто в мире не делал. Даже для французской компании, поставлявшей нам металлические канаты — ванты, это был первый опыт: до этого они занимались только мостами. Соответственно, очень многие вещи, нам пришлось разрабатывать с нуля.

Выставлять борты на «Минск-арене» должен был канадский специалист, но так получилось, что итальянские инженеры справились со своей работой раньше срока, а канадец не успел прилететь — и эту работу перекинули на нас. Было забавно наблюдать за реакцией приёмной комиссии: канадский спец только прилетел, толком ничего не успел сделать — и вот, пока пол заливают бетоном, он носится в панике с рулеткой, ругается по-английски, то и дело бросает в нашу сторону: «2,50». Мы в ответ «6,35». Все члены комиссии ахают, хватаются за сердце, а тот почему-то доволен: «Хорошо, попали!». И снова: «1,16», а мы в ответ: «2,94», — он опять: «Замечательно!» Дело в том, что у канадцев проект был в футах и дюймах, а мы называли в метрах. Цифры разные, и у тех, кто не в курсе, была настоящая паника.

Но мы с этим проектом намучались, потому что не сразу поняли, что он в дюймах (это не было указано). И  вначале у нас получилась такая маленькая арена: два шага туда и два обратно. А время-то поджимает! Но разобрались. Это был тот случай, когда жена отправила меня на работу в понедельник утром, а вернулся я в среду вечером.

Эта работа приносила и много новых знаний: я до этого понятия не имел, что поля в НХЛ и в КХЛ, например, разные по длине. И нам пришлось выносить сразу два варианта — чтобы борты переставлялись быстро с одной длины на другую. Интересный был проект. Мне жаль, что сейчас таких задач всё меньше — и мои уже бывшие коллеги всё чаще чувствуют себя как актёры, которым приходится представать в одном и том же амплуа: работа превращается в рутину.

«Большой «исход» геодезистов начался ещё в 2011 году — из-за денег

Геодезическое комьюнити — очень небольшое. Мы тесно общались с коллегами по всему бывшему СССР: и с киевскими специалистами поддерживали связь, и с московскими. Где-то строится серьёзный объект — наши ребята все там. Ты постоянно пересекаешься с одними и теми же людьми. Вот сейчас строится атомная станция в Островце — и практически все серьёзные должности занимают ребята, с которыми я работал.

Конечно, в этом тесном мирке все знают о тебе почти всё. Поэтому здесь очень велика цена ошибки (хотя цена ошибки геодезиста и так громадна, не меньше, чем минёра — это мы часто находим и устраняем чужие ошибки): каждая мелочь тут бросается в глаза. Потом ни занять хорошую должность не сможешь, ни продвинуться профессионально — будешь «кататься» по частным домам. Для профессионала это, конечно, смерти подобно.

Но среди бывших коллег сегодня всё меньше и меньше остаётся верных профессии. Большой «исход» геодезистов начался ещё в 2011 году — и вовсе не потому, что стало меньше интересной работы. Многие ушли из-за денег, потому что зарплаты стали падать. Тогда это ещё не коснулось высококлассных специалистов, но таких в любой области немного. Сейчас уходят и лучшие. Причём в буквальном смысле — представители старой школы, уважаемые профессоры умирают, а молодежь не идёт в науку. Стыдно признаться, но я и сам отказался в своё время заниматься научной работой, потому что остро стоял вопрос финансов: сами понимаете, какие зарплаты у педагогов.

Впрочем, я в программирование ушёл не из-за денег, а из-за того, что стало мало интересных задач, в основном «болото». Я считаю, что любая остановка — это движение назад: если ты не растёшь профессионально, ты деградируешь. Мне расти было некуда, и я перешёл в программирование. Естественно, сейчас передо мной — океан непознанного. И чем больше я узнаю, тем больше расширяю эту сферу непознанного.

«Мне говорили, что в программировании действует возрастной ценз»

Я откликнулся на вакансию именно в Intetics, потому что они не выкладывали в объявлении список аббревиатур, которые должен знать соискатель (или хотя бы сделать вид, что знает), а дали задачу. Я её решил.

Уже при встрече в компании мне дали другую задачу — более сложную, алгоритмическую. При этом стэк технологий опять никто не регламентировал: можно было решать на Java, на C, на Python — на чём хотите. Мне такой подход импонирует. По нему сразу видно, может ли человек что-то писать, или он заучил базовые «1000 вопросов на собеседовании» — и пришёл всё это пересказать. 

Мне говорили, что в программировании действует жёсткий возрастной ценз: мол, здесь ждут только молодых. Но оказалось, что тебя никто ни в чём не ограничивает: приходи, показывай, что ты можешь. Хотя, конечно, какая-то подоснова в этих мифах есть. Я ради интереса сходил на собеседование в молодой стартап. Если честно, у меня сложилось впечатление, что меня пригласили туда лишь для того, чтобы посмотреть — что это за чудак в 35 ушёл в разработчики.

Некоторые из знакомых программистов высказывали скепсис, узнав о моём переходе в ИТ, — что меня очень удивляло. Причём не столько, что я выбрал программирование — это они ещё поняли, сколько то, что я не стал работать с Java после окончания курсов при ПВТ. Они почему-то считали: «если и уходить в программирование, то на популярный стэк технологий». Не то, что тебе нравится, а то, что можно выгодно продать. Мне такая точка зрения не совсем понятна: я же уходил не для того, чтобы продать себя.

Сейчас я пишу на специфическом языке — это разработка датского клиента, закрытый язык Flow: используется только в нескольких проектах, которые вот уже 5 лет активно реализуются в компании. Мне, как новичку, было интересно попробовать что-то ещё, кроме Java: Flow мне понравился — как и любой функциональный язык, он математически более строгий. Иногда меня спрашивают: что, если завтра уже не будет Flow, придут другие языки. Для меня это небольшая проблема: я перешёл в программирование из другой отрасли, поэтому сменить концепцию внутри, — мне кажется, это не самая сложная из задач. Ребята, вы ведь переходите с С++ на Java, на Ruby или Python. А функциональный язык ведь не работает оторвано от программирования. В любом случае вы работаете с той же системой контроля версий, используете те же методологии, а структуры данных не меняются вообще, независимо от того, на каком языке вы пишите.

Чем ещё хорошо программирование: работа не может наскучить. Да, вы будете писать код, независимо от того, какая у вас задача. Но задачи-то каждый раз будут другие. У нас в компании очень много проектов, и рвение только приветствуется: хочешь работать с базами данных — бери, интересен front end — пожалуйста, нравится back end — бога ради. Мне импонирует то, что здесь нет застоя.

За эти полгода я участвовал в двух проектах. Один из них был связан с футболом, другой — образовательный. Ну где ещё в другой области вы сможете заниматься своей работой, и при этом начнёте разбираться в футболе? 

Фото: Андрей Давыдчик

Осталось 58!

Го донатить