AFP/Getty Images
Сооснователь инвесткомпании Haxus Алексей Губарев третий год судится с Buzzfeed из-за «досье Трампа». Как это отражается на делах фонда? Какое значение для стартапов имеет происхождение инвестиций, и правда ли, что деньги с российскими корнями токсичны на западном рынке? На эту тему dev.by говорит с экспертом венчурного рынка, бывшим директором Белорусского инновационного фонда, членом инвестиционного комитета RBF Ventures Дмитрием Калининым.
Дмитрий Калинин: «Токсичность российских денег сильно преувеличена»
Дмитрий, насколько актуален тезис о токсичности российских инвестиций? Правда ли, что белорусские стартапы боятся российских денег?
Да, многие белорусские стартапы приходится уговаривать взять инвестиции. В отличие от россиян: им рубль покажешь, и те сформируют вокруг него проект.
Грамотные стартапы, беря деньги, сразу думают об экзите, который, вероятно, будет происходить с привлечением западных инвесторов. И у них есть опасения, что те посмотрят скептически на присутствие в структуре компании российского инвестора.
Они боятся, что экзита не будет?
Что он пройдёт труднее, так как компания станет менее привлекательной для потенциального западного инвестора. Это вопрос политической конъюнктуры, при которой российские деньги выглядят менее желательными, чем какие-либо другие.
Какими конкретными историями питаются страхи белорусских стартаперов?
Думаю, у нас не было случаев, когда сделки срывались бы из-за наличия российских инвесторов. По крайней мере, они не на слуху. Переговорный процесс — конфиденциальная тема, обычно мы слышим о состоявшихся сделках, а какие переговоры провалились и кто кому отказал, остаётся за кулисами.
Зато мы видим другие, позитивные, примеры: так, RocketBody привлёк деньги Gagarin Capital и AltaIR Capital. Проект ориентирован на американский рынок, но это не помешало им взять деньги с российскими корнями. Так что при грамотном подходе российские деньги не являются «дилбрейкером».
Так опасны ли российские деньги?
Я считаю, что их токсичность сильно преувеличена. Большинство стартапов, с которыми мы общались в RBF Ventures, находятся на очень ранней стадии, и, откровенно говоря, вероятность того, что они дойдут до стадии А, B и т. д., не столь велика. На венчурном рынке важна скорость принятия решений. За то время, что проекты ищут деньги, меняется рынок, конкуренты уходят вперёд, происходят технологические сломы — долго пребывая в поисках денег, команда может так и не приступить к нормальной реализации своей идеи.
Чем отказываться от российских денег, якобы токсичных, и тратить годы на поиски другого финансирования, лучше взять их здесь и сейчас и протестировать продукт. Думаю, 80% стартапов на этой стадии отвалятся.
Есть представление, будто на Западе проще получить деньги, так как там много фондов. Но это иллюзия: фонды там гораздо более требовательны, конкуренция среди стартапов очень высокая, и большинство наших проектов, особенно на ранней стадии, воспринимаются как не совсем достойные финансирования. Поэтому те стартапы, которые крутят носом, отворачиваясь от более доступных белорусских и российских денег, в расчёте на то, что найдут что-то на рубежом, могут остаться ни с чем.
Было много случаев, когда наши стартапы ездили за границу, участвовали в акселерационных программах и успешно их проходили, но после акселератора так и не могли найти инвестора, который бы вложился в масштабирование проекта. И некоторые из них возвращались в Беларусь, в том числе вели переговоры с RBF Ventures.
Одно дело — вести переговоры с RBF Ventures или российским инвестором, который тут, под боком, и другое — с американским, с которым нет физического контакта. Венчурная сделка — это всегда про отношения фаундеров и инвесторов, обоюдное ощущение доверия и адекватности друг друга. Такие сделки лучше заключать, общаясь лично. Кроме того, получение западных денег часто сопряжено с релокацией в США — не для всех стартаперов это условие приемлемо. Российский инвестор в этом смысле менее капризный.
«Несколько российских фондов очарованы условиями в ПВТ»
Если при заключении сделки с российским инвестором стартап всё же поднимает вопрос токсичности, каким образом он решается?
Корпоративный договор — достаточно гибкий, им можно регулировать вход и выход текущих и будущих собственников так, чтобы они не вредили интересам друг друга. Если стартап очень интересный, инвестор может прописать, что он уступит свою долю при наступлении определённых условий — если на более поздних стадиях поступит реальное предложение от западного инвестора и наличие российского инвестора будет препятствовать сделке. Тогда ранний инвестор выйдет из состава учредителей, оставив за собой прописанные «иксы».
В портфеле RBF Ventures — три сделки на общую сумму порядка 3 млн долларов, с белорусской компанией RocketData и российскими АгроДронГрупп и МУЛЬТиКУБИК. А сколько российских денег в целом было вложено в белорусские проекты? И через какие каналы?
Не могу огласить названия, в том числе из-за опасений токсичности: многие инвесторы не афишируют, что они вложились в такой-то стартап, чтобы не помешать ему в поиске партнёров.
Но я точно знаю, что несколько российских корпоративных фондов были очарованы условиями в ПВТ и рассматривают Беларусь как площадку для перемещения своих проектов. Цель — получить белорусскую прописку и с нею выходить на международные рынки, привлекать венчурный капитал. Знаю, что один корпоративный фонд вложился в наш довольно известный стартап, но сделка осталась непубличной, стартап развивается якобы без привлечения финансов.
Также знаю, что международный фонд с российскими деньгами Da Vinci Capital проявляет интерес к белорусскому рынку. Как минимум три крупных российских корпоративных фонда вели с нами разговоры о либо создании в Беларуси совместного фонда, либо совместном финансировании белорусских проектов. Но не уверен, что они захотят публичности.
В целом публичных сделок российских венчурных инвесторов на белорусском рынке я не припомню.
А непубличных много?
Я знаю парочку. Наверняка их намного больше.
Кстати, что вы вкладываете в понятие «деньги с российскими корнями»? Фонд должен быть учреждён в России, или достаточно собственников с русскими фамилиями?
Я имею в виду деньги, сгенерированные в РФ, собственником которых является российское юрлицо. Почему я называю их «с российскими корнями»? Потому что многие фонды, изначально российские, стали в каком-то смысле международными, а значит, деньги там могут быть уже не только российскими. Либо же это могут быть представительства российских юрлиц в Америке.
Как скандалы вокруг инвесторов сказываются на стартапах? История с Губаревым могла затронуть интересы инвесткомпании Haxus и проинвестированных ею проектов?
Эту историю я не могу комментировать, так как её не знаю.
Но если взять абстрактный венчурный фонд, то скандальные истории чаще всего сказываются на нём негативно, деньги в каком-то смысле тоже становятся отравленными.
Венчурный бизнес крайне чувствителен к публичным скандалам — любая негативная публичность может повлиять на дальнейшее существование. Если фонд инвестирует в какой-то проект, на тот автоматически приклеиваются скандальные истории. Если идёт судебное разбирательство, значит, оно может закончиться выплатами или арестом — инвестор с неопределённой судьбой вносит некую неопределённость в работу стартапа.
Как стартапу оценить риски при привлечении денег на ранней стадии?
Стартапу надо привлекать деньги только в том случае, если у него есть чёткое представление своего развития на достаточно длительный период. Реально оценив свои силы, многие стартапы поймут, что им не придётся проводить дополнительные раунды на Западе, так как их проекты не столь масштабны. Если стартап понял, что основной рынок у него всё-таки на Западе и для выхода туда понадобятся миллионы долларов, то можно искать зарубежных инвесторов. Но будьте готовы к тому, что поиск может затянуться и разница в ваших менталитетах будет существенной. Если вы не готовы, то не тратьте время зря и сконцентрируйтесь на более удобных и близких деньгах.
Андрей Юранов: «Прагматизм инвесторов выше политики»
Тезис о токсичности российских инвестиций dev.by попросил прокомментировать также руководителя направления венчурных инвестиций Белинфонда, члена инвестиционного комитета RBF Ventures Андрея Юранова.
— Ряд российских институтов развития, которые работают на рынке венчурных инвестиций, действительно находятся под прямыми либо косвенными санкциями, и стартапы, пользующиеся деньгами таких институтов, могут иметь некоторые вопросы со стороны зарубежных инвесторов и стратегов.
Но в целом прагматизм инвесторов выше политики. Инвесторы в первую очередь смотрят на перспективы бизнеса, а не на политическую окрашенность стартапа и его первых инвестиций. В любых венчурных инвестициях действует правило smart money. В этом контексте «русские» деньги не токсичнее других. И в РФ мы видим достаточно примеров как инвестиционных сделок (например, Gett), так и ярких выходов через иностранных инвесторов (например, Allergan, Huawei).
Стартапы всегда должны задавать себе вопрос: «Чем инвестор может быть полезен моему стартапу помимо денег?» Выбирая инвестора, нужно обращать внимание на его компетенции в развитии компании, его связи, доступ к рынку или индустрии, его инвестиционную стратегию и на то, какие проекты уже есть в его портфеле. Если деньги «умные и полезные», то их происхождение не проблема.
Если же «бизнесовая» польза от инвестора не очевидна, а как раз очевидны появившиеся с ним операционные проблемы (частые проверки, медленное принятие решений, создание проблем при следующих раундах), то деньги точно вредны стартапу, независимо от юрисдикции фонда.
За всё время работы в венчурной индустрии я не сталкивался с историями, когда компании, имеющие российских учредителей-инвесторов, имели бы проблемы с привлечением раундов от зарубежных фондов или выходом. Считаю, что проблема надумана. У западных инвесторов, которым нравится проект, но не нравится кто-то из предыдущих инвесторов, всегда есть варианты, например, можно просто выкупить их долю.
Релоцировались? Теперь вы можете комментировать без верификации аккаунта.