«Не за горами новая рецессия». Как программист в 41 год переехала в Канаду работать на COBOL

​

dev.by она рассказала, как в 41 год начала жизнь в новой стране, пережила несколько кризисов и рецессий — и каждый раз была на волоске от сокращения. А ещё — как сегодня работает с аутсорс-разработчиками из Индии, Болгарии, Румынии и Польши и «ждёт пенсии», и почему идею вернуться назад в Беларусь считает не лучшей.  

Ваш выпуск ФПМ БГУ — второй по счёту. Поступая, вы представляли себе, чем будете заниматься?

В общих чертах: я понимала, что буду работать с большими вычислительными машинами. Но когда увидела, что одна такая машина занимает огромный зал, — конечно, была в шоке. 

А когда это было?

На первом курсе: мы ходили в вычислительный центр БГУ — и там были «Минск-22». А позже, на третьем курсе, я уже работала на полставки на машинах «Минск-32».

В университете велись хозяйственные договора: студенты делали расчёты зарплат, расчёт каких-то технических показателей для предприятий, и имели неплохую прибавку к стипендии — 38 рублей, насколько я помню. В общем, всё как и сейчас. 

Все ваши однокурсники подрабатывали?

Многие — просто нужно было найти место. На 4 курсе я работала на полставки на кафедре ядерной физики — нужно было отладить программы для решения систем уравнений.

Так что до конца 5 курса мы очень даже неплохо жили — когда мы пошли на работу, денег поначалу было меньше. 

Какие языки изучали в университете?

Очень интересные — например, COBOL, который сейчас мало кто знает, а ещё Fortran, PL 1, Assembler. Значительно позже, когда появились «персоналки», — Pascal: я пошла к директору НИИ, в котором работала, и попросила отправить меня на курсы в БГУ, чтобы выучить этот язык.  

Где вы работали сразу после вуза?

В НИИ при Академии наук БССР. Было интересно, потому что это было прикладное направление, связанное с автомобилями. Но я думала: 3 года отработаю — и двинусь дальше. А в итоге так там и осталась.

Почему?

К тому времени я стала младшим научным сотрудником — начала получать неплохую доплату к основному заработку, и менять «шило» на «мыло» уже не хотела. Замуж вышла — дети пошли: не особенно и двинешься с этим возом.

…А потом наступило такое время, что хоть бы где работать — только бы деньги платили. 

Вы имеете в виду распад Советского Союза?

Чуть позже — тот период, когда Россия ввела свою валюту. Вся наша жизнь изменилась буквально за ночь: у нас были договора с Львовским заводом, с московскими НИИ, и расчёт шёл в советских рублях — и вдруг они превратились в «фантики». Банковские операции остановились, людям не могли заплатить — а они же работали. 

Сколько вы могли сидеть без денег?

Сколько угодно! Нам говорили: «Идите в отпуск за собственный счёт — через 3 месяца, может быть, будут деньги».

А что же вы делали всё это время? 

Искали работу — у предпринимателей, торгующих «сникерсами», «марсами», ещё где-то. Вся «прикладная математика» бросилась осваивать бухучёт. Я окончила курсы и стала вести бухгалтерию на фирме, которую открыл мой муж. Мы покупали запчасти во Львове и других городах, привозили их в Минск — и меняли на двигатели или ещё что-то. Потом обменивали и их тоже — цепочек могло быть очень много, пока кто-то, наконец, не платил деньгами.

​

Как надолго программирование ушло из вашей жизни?

А вплоть до 1997 года — пока я не переехала в Канаду. 

Не жалели об этом?

Некогда было жалеть — выживать нужно было: двое детей — 9 и 5 лет, есть нечего, боже мой, какие там сантименты?! Мы чувствовали себя так, словно Земля только родилась: все потеряли всё. Снимаешь с «книжки» раз в месяц фиксированную сумму, а пока ждёшь следующего раза, инфляция сжирает всё до копейки — 500%, шутка ли. Тебе остаётся только наблюдать — а сделать ничего нельзя. Но вот что я поняла: пока ты молод, ты воспринимаешь всё это по-другому, потому что у тебя есть время — можно восстановиться. А те, кто перешёл возрастной рубеж, уже не смогли поднять голову — они просто выживали.

Почему вы решили переехать в Канаду?

Наши знакомые переехали туда — так что я знала, что в Канаде бесплатное медицинское обслуживание, хорошее обучение в школах и колледжах, налоги достаточно высокие, но уровень жизни — высокий. И потом мы пришли в компанию, которая занималась вопросами миграции, поговорить какие у нас шансы — возраст ведь не юный, мне уже был 41 год. Они спросили: «Вы кто — программист? Нет вопросов — только в Канаду». Потом уточнили: 

— COBOL знаете?

— Знаю.

— Всё, подавайте документы! 

Канада, как и другие западные страны, в то время предоставляла льготы предприятиям, проводившим апгрейд старых систем, и выделяла средства на решение «проблемы Y2K». Поэтому нужны были спецы по COBOL — но кто ж из молодых программистов к тому времени его знал?  

Это был реликтовый язык?

Он реликтовый уже 60 лет. Все говорят, не сегодня-завтра умрёт, а он живёт, потому что программы на нём работают — и бизнесы тоже.

И никто не рвётся что-то поменять: ведь ещё не известно, что у тебя получится с новым ПО, — а старое работает «как часы». 

Что ещё важно: специалисты нужны были срочно, так как времени было мало — все работы нужно было закончить к августу 1999 года. Потом все системы замораживались: что сделано — то сделано.

Вы приехали «в никуда»?

Нет, мы поселились у своих знакомых на пару дней, а потом сняли своё жильё. Заплатили на год вперёд — почти всё, что выручили за квартиру в Минске. 

Как скоро вы нашли работу?

Спустя три месяца поисков. Я составила резюме — и пошла на ярмарку вакансий. Подавала его всюду, где можно было, но отозвалась только одна компания. Там сказали: «Оставьте номер, мы позвоним вашему предыдущему работодателю — проверим». В НИИ всё подтвердили: да, такая-то у нас работала, рассказали, чем я занималась.

Поскольку компания, которая меня наняла, была консалтинговой, ей нужно было ещё найти под меня клиента — если бы не нашли, думаю, уволили бы. 

И как скоро его нашли?

Быстро — буквально за две недели. 

И что, всё так просто — позвонили в Беларусь и сделали оффер по итогам этого звонка?

Нет, конечно! Ещё нужно было пройти технический экзамен. Но на самом деле это были  «цветочки», а «ягодки» — уже на проекте: я ведь не занималась COBOL много-много лет — с третьего курса. Когда пришла к заказчику и увидела, с чем нужно будет работать, поняла, что придётся ещё о-го-го сколько учить. 

Почему?

Потому что на западе имели дело с онлайн-системами, разработанными для финансовой индустрии, а в Советском Союзе — с системами «ПРИМУС», которые в повседневной жизни практически нигде не применялись. 

В общем, пока я разобралась, как работает система, освоила все инструменты (они же на английском), — то сидела и день, и ночь. А потом начала потихоньку вникать в бизнес: поняла, как работают в Канаде страховые компании и другие финансовые институты.  

Помните свою первую зарплату?

Я начинала с 45 тысяч долларов в год — хорошие деньги, можно было очень неплохо жить всей семьёй. А через год они превратились в 50 тысяч — достаточно, чтобы взять кредит в банке и купить дом в районе Большого Торонто. 

Вас наняли решать «проблему Y2K», а чем конкретно вы занимались?

Компания-заказчик проводила модернизацию существующей системы управления версией программного кода. Это что-то, похожее на SVN — только для мейнфреймов: программный пакет, который требует адаптации под уже существующую инфраструктуру клиента. Моей задачей был анализ программ, их загрузка в тестовые регионы, вертикальное тестирование и финальное продвижение в продакшн.

Летом 1999 года проект, как вы уже сказали, «заморозили». И что дальше?

Начались увольнения.

За один день?

Я бы даже сказала, за одну ночь. Вчера ты был отличным спецом, милым малым, но ты приходишь с утра на работу — и тебе дают расчёт. Прощай!  Кого-то оставляли, если могли найти под них проект, но не обязательно лучших. Скорее наоборот, первыми увольняли самых дорогих специалистов, иногда даже в ущерб бизнесу, потому что уходили знания и опыт — а замену им не сразу найдёшь. В общем, там был такой баст!..

Что такое баст? Объясните.

Лопнувший пузырь: людей набирали, набирали, а потом отправили на улицу — началась рецессия. Они вышли на рынок, а работы нет — как у нас в 1991 году.

У вас тоже не было?

Нет, меня забрал заказчик: договорился за моей спиной с работодателем, и я перешла работать в страховую компанию.

И чем занимались?

Продолжала работать на COBOL и обслуживать пакеты прикладных программ страховой компании: ведь каждый раз, когда на рынок выходил новый финансовый продукт, его нужно было встроить в систему.

И до сих пор работаете на COBOL?

Нет, в основном провожу системный анализ для проектов на .NET и Java, но немного работаю и на COBOL. 

В какой-то момент и к нам в компанию пришёл «великий и ужасный» аутсорсинг — и она отдала всех программистов CGI Group. Техническая часть поддержки ушла в Индию, а я стала контактировать с бизнесом: составляю ТЗ и делаю системный анализ, а потом объясняю разработчикам, что надо выполнить (хотя иногда проще сделать самой, потому что уже нет сил общаться). 

За это время я закончила множество курсов по бизнес-стороне: если сложить их все — получится 10 лет непрерывной учёбы. 

Экономический кризис 2008 года повлиял на вас?

Он пришёлся на то время, когда нас передали в CGI Group. И что интересно: договор между компаниями не позволял нас уволить в течение года. Но вот этот год прошёл — и снова людей сокращали «пачками», потому что в Индии рабочая сила была дешевле. 

Никого не осталось?

Очень мало — 10%, а нас было около сотни человек. И у каждого был свой квиточек с «временем Ч».

У вас тоже? 

Конечно, это очень чётко работает: сначала убирают контракторов, потом тех, у кого заканчиваются текущие проекты, — щёлк, щёлк, «кто на новенького»… 

Мне, как и всем, дали квиток, объяснили, как рассчитали пособие, сказали: «Можете проконсультироваться с адвокатом — это ваше право». И часики затикали. Однако так получилось, что в тот момент компания-заказчик поставила у себя другую систему перестрахования — абсолютно новую: и нужно было создать интерфейс, а потом взять данные из старых систем — и проверить, как они будут работать в новой. И мне продлили срок. 

Проект завершился, но меня не уволили вместе со всеми, а дали ещё один квиток — до октября. А осенью страховая купила ещё компанию — и снова нужен был кто-то, кто интегрирует её в нашу систему. И мой контракт продлили ещё ещё на год. Хотя я уже думала: ну уволят — и ладно, на пенсию я уже заработала.

Не считаете, что вам всё же крупно повезло? 

В какой-то мере, да. Ведь это была самая серьёзная рецессия с 1939 года — люди годами не могли найти работу. 

Дата-центры ушли из Канады и Штатов в Индию, колл-центры — в Филиппины. Наш «пирог» с каждым днём становился всё меньше и меньше. Но если раньше была надежда, что кризис закончится — и всё восстановится, то теперь её не было: большой кусок отрезали и отдали в Юго-Восточную Азию. 

Почему вы думаете, что всё так печально?

Их полтора миллиарда — если программистов из них даже 1%, они «задавят» всех. Так же, как и Китай. 

Но вы сами были недовольны работой индийских разработчиков: «иногда проще сделать самой» — ваши слова.

У них есть и хорошие специалисты, но текучесть кадров высокая, и много молодых: они учатся, набираются опыта — и идут дальше. А к тебе приходит следующая партия, с которой опять нужно мучиться. 

Мой сын работал с гродненскими разработчиками — они ему очень понравились. Но проблема Беларуси в том, что она не входит в ЕС, и поэтому выбор часто делается в пользу болгар, румын или поляков — они не уступают вашим программистам.

​

У вас никогда не возникало желания вернуться — работать на аутсорс здесь?

Нет, одно дело — приехать в гости в Беларусь, другое — жить здесь. И потом, там у меня сыновья, внучка… 

Пока диктофон не был включён, вы отметили, что не за горами новый кризис: «Давно не было…» 

Эксперименты с закачиванием денег в систему добром не кончаются: когда-то должно «рвануть». Обычно так: 5-7 лет — и новый кризис. А уже прошло 10.

Не боитесь на этот раз потерять работу?

Работу можно потерять всегда. Но сейчас я даже искать не буду — мне выплатят хорошее пособие, и я, наконец, выйду на пенсию.

А вы разве из тех, кто и в самом деле выйдет на пенсию и будет сидеть дома? 

Конечно, только дождусь — 2 года осталось. Я не из тех, кто станет лить слёзы.

Сколько получает пенсионер в Канаде?

Пенсионные отчисления в Канаде идут из Canada Pension Plan, куда платят взносы с зарплаты, и Old Age Security, а также из фонда пенсионных накоплений, в который ты можешь класть 18% от своего заработка, и он не облагается налогом до тех пор, пока ты не начнёшь брать деньги. Еще один источник — пенсионный план компании, в которой ты работаешь. 

В среднем пенсионер в месяц получает порядка 1000-1200 долларов госпенсии, плюс то, что накопил. Тем, у кого нет никакого дохода, также дают до тысячи долларов. 

Говорят, американские пенсионеры много путешествуют…

Это заблуждение: далеко не у всех есть на это средства. Я знаю тех, кто во время последнего финансового кризиса побросал дома, чтобы избавиться от долгов. В некоторых штатах так можно: если ты потерял всё, и средств платить по ипотеке нет — можно отправить ключи в банк, и до свидания: ты никому ничего не должен! 

А самому куда?

Снимать жильё. Но зато над тобой не висит 300 тысяч долга.

Что вы будете делать на пенсии — есть планы?

Жить. Я бы хотела попутешествовать по Америке — не торопиться, останавливаться, где хочу. Надо только дожить до этого момента. 

Место солидарности беларусского ИТ-комьюнити

Далучайся!