dev.by продолжает разговор с куратором корпоративной коллекции Белгазпромбанка Александром Зименко. На этот раз говорим о том, как фантастические сюжеты становятся реальностью и как искусство реагирует на вызовы современности.
Александр, вы смотрели «Матрицу»?
Фильм сестёр Вачовски? Конечно! Впервые его посмотрел ещё на VHS-кассете. Потом и «Аниматрицу» смотрел, и гоблинский перевод. Знаю, что уже появилось поколение, не знающее про «Матрицу». Это мне почему-то напоминает шутку, прочитанную на Reddit. Дети увидели 3,5-дюймовую дискету и сказали: «О, круто. Ты на 3D-принтере распечатал значок сохранения из ворда!»
Помните, как виртуальный мир изображался в фильме? В виде бегущих строк с зелёными символами. Вы можете представить будущее, где «цифра» заменит изображение? Ведь любое изображение можно перевести в буквенно-числовой вид.
А вы знаете, что за иероглифы ползут сверху-вниз в «Матрице»? Это зашифрованный рецепт суши. Нужен был объёмный текст на японском, и создатели фильма использовали первый попавшийся.
Это показательно, ведь первая виртуальная реальность, с которой сталкивается человек, — это книга.
Вы читаете текст и представляете в своём воображении прочитанное. Отсюда часто и возникает недовольство экранизациями — книжка была лучше фильма, я представлял всё иначе. Книги — хороший пример перевода одной системы в другую. Наш мозг — лучшая видеокарта.
Но всё-таки человек всегда будет искать образ, изображение, потому что большую часть информации он потребляет зрительно. Так ребёнок, глядя на облака, сравнивает их форму с известными ему вещами. Так древние люди пытались интерпретировать расположение и вид созвездий.
То есть существует два типа восприятия: аналитическое, ориентированное на текст, и эмоциональное образное?
Да, и время от времени один из типов восприятия начинает преобладать в обществе. Можно, конечно, попытаться вывести универсальную формулу, которая будет понятна всем, и такие попытки предпринимаются, но в ближайшее время вряд ли различия между «физиками и лириками» исчезнут — кто-то по-прежнему будет видеть в искусстве сочетание цветов и эмоций, а кто-то не находить в этом стройной системы.
Какой тип восприятия в большей степени присущ современному человеку?
Рациональное восприятие предполагает усилие. Чтобы воспитать в себе рациональный, системный подход, надо учиться. Системный подход — это путь профессионала. Эмоциональное отношение — простое «нравится-не нравится» — не требует усилий. Оно заложено на каком-то генетическом уровне. Это легко. Думаю, что эмоциональное отношение к действительности будет преобладать и дальше. Не случайно, что именно к такому типу восприятия обращаются реклама и шоу-бизнес.
При этом современное искусство как раз больше апеллирует к рациональному мышлению. Оно более требовательно, чем реалистическое искусство прошлого. Современный художник пытается вести диалог со зрителем, а не просто предлагает ему полюбоваться красивым зимним пейзажем или натюрмортом с кувшином.
«Код Франциска». Автор: Кристина Щемелёва.
«Матричная» аллюзия на цифровое искусство: издалека видно, что это портрет Скорины и QR-код, а вблизи изображение распадается на пиксели, как на старом телевизоре».
Приведу несколько примеров. В этом году на выставке «Арт-Минск» авторы представляли видео- и звуковые инсталляции. Среди них была очень интересная работа Алексея Кузьмича. Он разместил на стене ковёр, на который повесил плазменный телевизор с бесконечным роликом — закольцованным видео-артом. Что значит эта инсталляция? Предыдущее поколение в качестве символа богатства вешало на стену ковёр. Нынешнее вешает плазменный телевизор. А следующее поколение, хотелось бы, чтобы вешало произведение искусства.
Ещё пример. Анна Силивончик обычно занимается живописью. В этом году она помимо двух картин представила видео-арт-инсталляцию — на большом экране транслируется своеобразный психоаналитический сеанс, во время которого сама художница делится воспоминаниями и переживаниями. Для классического автора такой переход к другим формам — это квантовый скачок.
На слуху диджитал-арт, в котором с помощью компьютерных технологий произведения создаются в цифровом виде. Цифровизация искусства не уничтожит традиционные выставки, музеи и арт-рынок?
Думаю, пока наш мир не превратится в Матрицу, где для активного общения нужно будет постоянно находиться в виртуальной среде, материальный объект всё ещё будет иметь цену и ценность.
Да, искусство — это тоже своего рода информация, и многие, начиная с Кевина Митника, говорили о необходимости безграничного доступа к информации. Но, уверен, что вопросы кибербезопасности будут развиваться всё активнее. Возникнет некая форма криптозащиты, которая не позволит неограниченно копировать данные.
«До киберпанка уровня „Матрицы“ или Гибсона нам ещё жить и жить»
Вернёмся к «Матрице». В этом фильме и в других произведениях киберпанка много внимания уделяется изменению физического облика человека: появлению имплантов, подключению организма к компьютерным системам и прочему. В Европе наблюдается мода на вживление под кожу микрочипов. Насколько интересна эта тема современному искусству?
Всё это не вчера придумали. В древности человек наносил на тело татуировки для устрашения врага или с целью магического воздействия на мир: набью символ солнца — и оно будет давать мне энергию.
В современном искусстве всё чаще встречаются попытки с помощью технологий использовать человека как часть инсталляции. На нашей выставке такую работу представили Павел Войницкий и Евгений Рогозин. Когда посетитель приближается к объекту, срабатывает датчик и запускается механизм работы инсталляции. Таким образом человек становится элементом художественного произведения.
«Н(е/и)кто». Авторы: Павел Войницкий и Евгений Рогозин.
«Скульптура слеплена вокруг старого телевизора, из которого начинает звучать речь Никиты Хрущёва (на выставке художников-авангардистов в Москве в 1962 году), когда к инсталляции кто-то подходит».
Но пока наша действительность далека от романов Уильяма Гибсона или мира новой компьютерной игры, в которой недавно появился Киану Ривз. Нельзя вставить такой имплант, чтобы художник мог рисовать более точно. Да и зрителям пока хватает возможностей органов чувств. Хотя не удивлюсь, что когда-нибудь люди смогут видеть в ультрафиолетовом или инфракрасном спектре и различать скрытые надписи без ультрафиолетовой лампы. Это может быть интересно.
Но будем откровенны: с сегодняшними чипами, которыми открывают двери и расплачиваются в транспорте, до киберпанка уровня «Матрицы» или Гибсона нам ещё жить и жить.
Другой киберпанковский сюжет — рост власти больших компаний и корпораций. Бизнес — заметный игрок на сегодняшнем арт-рынке?
Опять же тут есть прямые исторические параллели: влияние Ост-Индской компании на искусство Нового времени или католическая церковь, которая была самым крупным заказчиком архитектурных и живописных произведений. Большая компания, будь то Ост-Индская чайная компания или современная транснациональная корпорация, — это, в первую очередь, большие возможности по привлечению капитала.
Мотивы тратить деньги на искусство у бизнеса могут быть разными. Кто-то, как Белгазпромбанк, видит в этом часть корпоративно-социальной ответственности. Такой подход даёт стимул для развития арт-рынка, ведь в Беларуси он только начинает складываться. Кто-то, как Wargaming, вкладывает средства в конкурсы дизайна и черпает творческие силы в таком подходе. Некоторые крупные компании начинают формировать коллекции. Прекрасный пример — Deutsche Bank, который занимается созданием коллекций изобразительного искусства.
Банковская среда более консервативна и заинтересована в ценностях, которые ассоциируются с надёжностью. ИТ-сфера считается самой прогрессивной, поэтому для неё могут быть привлекательны новые направления в искусстве. Ведь сложно же представить, чтобы продвинутая ИТ-компания занималась бортничеством!
«Сало — сила, спорт — могила». Авторы: Алеся Стасевич (дизайн костюмов) и Андрей Петкевич (идея, логотип и принт).
«На спортивных костюмах значится бренд не ADIDAS, а AIDAS. Это „адские“ парни. Смесь классической античной мифологии (Аид — повелитель подземного мира) и массовой культуры 90-х. Пример того, как изобразительное искусство осмысляет совершенно разные пласты культуры».
В отличие от господдержки, инвестиции со стороны бизнеса дают больше свободы художникам. Ведь государственные интересы в сфере искусства часто связаны с политической обстановкой. Скажем, государство, которое выступает в роли хранителя традиций, будет поддерживать реалистическое искусство. В таком случае для частного бизнеса открывается возможность поддерживать новые направления — сферы, которые не охвачены государством. К сожалению, у нас пока не созданы все условия для того, чтобы частный бизнес хотел бы заниматься культурой, благотворительностью.
Например, в США вообще нет Министерства культуры. При этом американским компаниям не просто престижно заниматься культурой, но и выгодно, потому что сокращается объём налогооблагаемой прибыли.
Чем больше они потратят на искусство, образование или спорт, тем большей будет сумма, с которой они не будут платить налоги.
Как вы думаете, могут ли бизнес-компании в будущем стать центрами развития искусства? Мы уже знаем примеры ИТ-компаний, в корпоративной культуре которых соединяются технологии, философия и искусство.
Для каких-то компаний это возможно. Например, в Белгазпромбанке есть «Гараж инноваций», который создан для занятия теми вещами, которые обычно выпадают из традиционного подхода. Для других компаний поддержка культуры будет оставаться формой спонсорства и благотворительности. Скажем, многие российские организации, которые занимаются недрами, тоже поддерживают искусство, потому что считают это формой социальной ответственности.
Банковский мир — один из таких сегментов современной экономики, где прекрасно понимают, что изменения не просто стучатся в дверь — они уже здесь. Осенью выйдет Apple Card, и это будет прямое вторжение ИТ-компании на рынок банковских услуг. Теперь и Facebook выпускает цифровую валюту.
Не стоит думать, что сфера культуры и искусства оторвана от жизни. Один из первых вопросов, который Стив Джобс задал, когда ему показали текстовый редактор: «Где здесь можно поменять шрифт?». Он поставил всех в тупик этим вопросом. Зачем менять шрифт? А Джобс ходил на курсы каллиграфии. И это во многом повлияло на его желание уйти от господствующей формы в производстве компьютеров — серых прямоугольных коробок.
Крупные компании — это ещё и крупные офисы, которые опосредованно влияют на изобразительное искусство. Сначала компания заказывает архитектору здание, а уже под архитектурный стиль покупаются произведения искусства. Раньше архитекторы и художники были лучшими друзьями. В советское время до 5% бюджета архитектурного проекта выдавалось на художественное оформление.
«Господи, помоги мне выжить среди этой смертной любви». Автор: Катерина Бурачевская.
Изображение исторического поцелуя Леонида Брежнева и Эриха Хонеккера выполнено в авторской технике вручную из одной непрерывной нити. Цель работы — рассказать о различиях в восприятии картины разными поколениями. Старшее поколение видит в работе историческую встречу глав ГДР и СССР (с его последующим развалом и результатами), а младшее — отголоски знаменитого граффити на Берлинской стене.
Произведение искусства попадает в офис и становится недоступно для широкой публики. Это честно с этической точки зрения?
Считаю, что, покупая произведение у живых художников, мы не просто даём им средства к существованию — мы подтверждаем значимость их профессии. Это психологически очень важно.
Компании, коллекционеры, любые частные владельцы искусства заинтересованы, чтобы работы, которые они покупают, были широко известны. Поэтому такие произведения часто выставляются, о них пишут СМИ. Коллекционеры (особенно коллекционеры антиквариата) — это очень специфическая категория людей. С одной стороны, они закрытые люди, которые относятся к собранным коллекциям, как к собственным детям. С другой, они вынуждены выступать на публике. Чем чаще произведение участвует в выставках, тем больше его известность и стоимость. Это ещё и вопрос безопасности: произведения искусства иногда похищают, и если картина будет хорошо известна, то преступникам будет гораздо сложнее сбыть её.
Компании-покупатели искусства, как правило, с гордостью демонстрируют свои приобретения публике: приглашают представителей СМИ, проводят пресс-конференции и собрание акционеров на фоне произведений искусства. Это хорошая возможность для пиара. Поэтому ситуация, когда некто покупает картину и над ней чахнет, как Кощей над златом, довольно редка и скорее встречается среди физических лиц.
«Айтишники встречаются среди коллекционеров автомобилей, мотоциклов и техники»
Вы часто общаетесь с белорусскими коллекционерами? Можете составить общий портрет отечественного собирателя искусства?
Думаю, что 95% коллекционеров — мужчины старше 50, которые занимаются бизнесом: например, строительным или торговым.
Это в основном представители традиционного бизнеса? Из ИТ-сферы вы никого не встречали?
Из ИТ-сферы есть несколько человек, но они только начинают заниматься коллекционированием.
Я говорю о покупке произведений искусства. Существуют ведь и прекрасные коллекции автомобилей, мотоциклов, техники… Среди них я встречал айтишников.
Какую живопись коллекционируют?
Несколько человек собирают белорусский авангард. Но это обычно современники, которые дружили с художниками. А так чаще всего коллекционируют русских или французских художников. Васнецов, Айвазовский…
Собиратели современного искусства?
Их немного, счёт не идёт даже на десятки. Самый яркий пример — это господин Хусаенов из «Зубр Капитал». У него весьма интересный подход в выборе произведений для своей коллекции. Смелый и искренний. Есть ещё одна корпоративная коллекция современного искусства у одного из белорусских банков.
Готовы ли компании, в том числе Белгазпромбанк, финансировать современное искусство, если мы говорим о довольно дорогостоящем производстве с использованием высоких технологий?
Есть компании, для которых такие вложения — хлеб родной. Например, производители hardware, которые заинтересованы в развитии контента для современных устройств. Вот сейчас вышел телевизор с 8К-разрешением. Можно его купить, а что на нём смотреть? Пока нечего.
Видеоинсталляция «Пересечение». Автор: Алексей Кузьмич
Мы же в рамках наших проектов поддерживаем и contemporary art, и modern art, — в русском языке это всё называется современным искусством, хотя это и не одно и то же.
Но ведь кто платит, тот и заказывает музыку. Разве не так?
Раньше победителям нашего «Осеннего салона» мы оплачивали все расходы на участие в парижской выставке. Два года назад родилась идея давать им годовую стипендию в размере 500 долларов в месяц. При этом мы не ограничиваем технику исполнения, не навязываем сюжет, не диктуем размер произведения. Единственное условие — через год представить что-то на очередном салоне. Работы авторов-стипендиатов в прошлом году были очень разными: кто-то решил поэкспериментировать, кто-то остался в прежней манере. Так что мы были заказчиками, но музыку не заказывали.
В какой-то мере бизнес формулирует заказ, но у художника есть выбор, соглашаться на предложенные условия или нет.
Когда государство является монополистом в сфере культуры, то оно не просто формулирует заказ — оно решает за всех (в том числе и за художников), что хорошо, а что плохо. Я считаю, что это недопустимо.
Существуют художники, которые чётко следят за трендами, и поэтому достигают успеха. Есть художники, которые творят, как видят, и их любят и покупают за самобытный стиль. К сожалению, есть и те, которых начинают ценить только после смерти. Как известно, мёртвый художник стоит дороже живого. Минимум в два раза.
«Вечный полёт. По мотивам М. Шагала». Автор: Эдуард Астафьев
Начало XXI века может войти в историю искусств как век цифровых революций в культуре?
Эпоха больших жанров закончилась, и в мире сосуществует большое количество направлений. Белорусское искусство всё ещё осмысляет постмодернизм. В других странах это уже пост-пост… Уверен, что в дальнейшем каждый новый жанр будет ассоциироваться с одним автором-первооткрывателем.
Посмотрите на историю ХХ века. Мы недавно установили в Минске скульптуру Осипа Цадкина, художника Парижской школы. Во время Первой мировой войны он записался добровольцем во французскую армию. Его не признали годным к строевой службе и отправили в санитарное подразделение. Он видел жертв газовых атак, и тема страдания с тех пор стала одной из ключевых в его творчестве, даже позднем. Хотелось бы надеяться, что нас в XXI веке обойдут такие потрясения.
При эволюционном развитии мы, скорее всего, пойдём по пути, когда зритель или читатель будет всё больше вовлечён в процесс создания и действия произведения. Искусство станет более интерактивным, предоставляя человеку возможность выбора, моральной дилеммы.
«Не интимный дневник. 12 месяцев». Автор: Вячеслав Новославский
Релоцировались? Теперь вы можете комментировать без верификации аккаунта.