Обычно одна из старейших белорусских ИТ-компаний с 25-летней историей ScienceSoft довольно непублична, но для dev.by сделала исключение. Владимир Радкевич, вице-президент по продажам и развитию бизнеса, и Павел Илюсенко, директор по отношениям с вендорами, рассказали нам об «изобретающих машинах» на платформах поездов, переполохе во время «испытаний» QRadar в Беларуси, экзотической рутине Ближнего Востока, вьетнамском капитализме, завёрнутом в красное знамя, и о том, как поход в ТД «На Немиге» за трикотажем может перерасти в долгосрочную работу с IBM.

Читать далее

25 лет: to grandfather, грузовые поезда с софтом и Алан без белья

— ScienceSoft — одна из старейших ИТ-компаний в Беларуси, основанная в 1989 году, с офисом в Финляндии, а теперь ещё и во Вьетнаме. Почему вы при этом так закрыты и непубличны?

Владимир: Наша кадровая политика — это своего рода cherry picking, отбор самых первоклассных «вишенок». Мы не нанимаем джуниоров целыми охапками, поэтому массивный пиар нам не нужен. Тихо и спокойно работаем с довольно взрослыми людьми.

Вдобавок все эти годы мы ориентировались на Запад, только года два назад стали открывать для себя белорусский рынок и наслаждаться им. До этого он был непонятный, странный, маленький и дешёвый, казалось, что лучше работать с Австралией или Францией. Но потом дело сдвинулось с мёртвой точки, у нас появились первые большие клиенты здесь, белорусский рынок выразил свою готовность к продвинутым технологиям в области, к примеру, информационной безопасности или мобильного банкинга. Наши банки теперь очень круты в ИТ-оснастке: такого новейшего мобильного банкинга, какой заказывает себе у нас «Белгазпромбанк», нет ни у кого — ни в Беларуси, ни в Азербайджане.        

— Про вас уже наверняка можно написать книгу, полную занимательных и поучительных «легенд»…

Владимир: У ScienceSoft было, скажем так, три периода жизни. Старожилов «первого периода» в компании уже почти не осталось — это наш СЕО, финансовый директор, CTO и ещё буквально пару человек.

В 1990 году мы делали софт под названием «изобретающая машина». Это был один из первых программных продуктов по методологии ТРИЗ, легендарной теории решения изобретательских задач. Когда этот софт стал дико популярным в Союзе, нам стали обрывать телефон и спрашивать: какого размера нужна платформа поезда, чтобы погрузить туда эту вашу «изобретающую машину»?

— Весь СССР готовил поезда, чтобы грузить ваш софт?

Владимир: Да! Но вскоре СССР развалился, и рынок умер. Наш отец-основатель с сотней долларов в кармане уехал в Бостон, там основал компанию и нашёл венчурное финансирование. До 2002 года мы разрабатывали софт для оптимизации продуктов и процессов и были частью большой корпорации с главным офисом в Америке.

Я пришёл в компанию в 2003 году, когда мы делали первые шаги в аутсорсинге. С тех пор я уже лично присутствовал при рождении легенд. Есть такое классное английское словечко на этот счёт, только вчера узнал о его существовании, хоть по-английски говорю давно, — to grandfather. Стать дедушкой чему-то.

— И каким корпоративным легендам вы приходитесь дедушкой?

Владимир: Однажды к нам приехал клиент, англичанин Алан. Путь его был труден: по дороге из Киева он потерял багаж, потом у нас вывихнул ногу, а потом с забинтованной ногой полетел замерзать в Новосибирск. Все были сконфужены: принимаем человека на высшем уровне, а он, простите, без запасных трусов и зубной щётки. Мы его повезли прямиком в ТД «На Немиге», купили там рубашку и пошли за нижним бельём. В те времена это выглядело так: продавщица стоит за прилавком, а за её широкой спиной — полка с трусами. Мы говорим: Алан, выбирай! На человека было жалко смотреть: он привык закупаться в супермаркете, где просто берёшь упаковку и везёшь к кассе, а тут такое. Он ткнул пальцем в какие-то трусы, продавщица их берёт и выкладывает на прилавок. Алан говорит: they are a bit too small. Мы переводим. Продавщица парирует с обидой в голосе: так это же стретч! И гордо так растягивает их на ширину плеч.

Самое интересное, что месяцев через девять мы с этим Аланом пили пиво в Голландии и обсуждали новый проект, который потом дал старт долгой (до 2011 года) и плодотворной работе с IBM.

QRadar: как верблюды перешли дорогу безопаснику

— Работники ScienceSoft тоже наверняка попадали в передряги в более чем 25 странах, с которыми вы работаете. Некоторые из них для нас не менее экзотичны, чем Беларусь для англичанина Алана…

Владимир: У нас есть проекты в Ливане, Пакистане, Кении. Недавно человек приехал из Саудовской Аравии. Показывал видео: едет на работу, а верблюды перекрыли дорогу, как коровы в Беларуси. Для нас это уже просто экзотическая рутина.

— Что это за экзотически-рутинные проекты на Ближнем Востоке?

Владимир: Это моя любимая тема — информационная безопасность, в области которой у нас есть уникальные компетенции.

Так получилось, что в 2011 году у нас закрылся проект в области информационной безопасности с IBM: они решили, что продукт своё отжил, пора его выбросить на помойку. Чуть-чуть погоревав, мы подумали: чего горевать, давайте пойдём по миру с этими компетенциями, будем искать бывших клиентов IBM в этой области и предлагать свои услуги. Вышло не совсем так, это был болезненный путь: IBM вскоре купила себе другую компанию, долларов этак за миллиард, чтобы заткнуть дыру в своих компетенциях.

Долго ли, коротко ли, но сейчас у нас есть небольшая команда экспертов по безопасности, одному из которых и перешли дорогу верблюды. Наши люди на хорошем счету в IBM, нас там знают и рекомендуют, просят прийти на помощь там, где не справляются местные партнёры. Ездим по Африке и Ближнему Востоку, делаем предприятия более безопасными вместе с IBM. Или вместо. Это один из наших коньков сейчас.

— Имеете в виду IBM Security QRadar SIEM?

Владимир: Да, QRadar предназначен для безопасности внутри больших компаний, отлавливает подозрительные действия в сети. Этим компетенциям на несколько лет вперёд обеспечен большой рост. Не проходит и дня, чтобы не случился какой-нибудь большой взлом. Мы очень любим слайды с презентаций IBM: когда они хотят напугать, чтобы потом что-то продать, то рисуют взломы в виде шариков. Чем больше шарик и чем он красней, тем больше взлом. Угроз масса — такой слайд обычно похож на новогоднюю ёлку.

Павел: Для одной белорусской компании мы буквально на днях делали два проекта одновременно: одна наша команда пыталась атаковать компанию извне, а параллельно другая команда, наши безопасники, проводили там презентацию QRadar. И он засёк нашу же атаку. Случайно вышло. Даже кое-какие разборки начались.

Владимир: Да, это уже из современных «легенд»! Случился забавный переполох.

Финские парни: не очень горячи, зато инновационны

— Офисы «Научсофта» в Минске и Хельсинки: между ними такая же пропасть, как между офисами Google в Цюрихе и Нью-Йорке?

Владимир: На самом деле в Хельсинки у нас маленький офис на пару человек, нет смысла сравнивать. Мы туда пришли по нескольким причинам, первая из которых — Nokia, если кто-то ещё помнит, что это такое. В 2010 году Nokia была наше всё, как сегодняшний Apple. У нас были (и до сих пор есть) связи с компанией Tieto, здоровенным финским системным интегратором, которому мы в своё время помогли открыться в Беларуси. Мы считали, что Nokia — это здорово, и вместе с Tieto мы быстренько завоюем Финляндию. Но нет: Nokia уже начинала скукоживаться, для Tieto из-за этого тоже настали не лучшие времена.

— Про «горячих финских парней» — это стереотип или правда жизни?

Владимир: Они до сих пор большая загадка для нас. Жутко интересные ребята, но непонятные. Они были одними из родоначальников стартап-движения в Европе. Это люди, которые придумали Nokia, Angry Birds и имеют лучшее образование (школьное, по крайней мере) в мире. Но насколько они любезны и вежливы при встречах, настолько же медлительны, когда пытаешься перейти к сделке. Нашего энергичного менеджера-экстраверта, работающего с финнами, иногда просто разрывает от этого: он столько энергии вложил, ему столько кивали на встречах! А потом всё это где-то зависло.

Поэтому наша работа с финнами довольно трудна. Мы до сих пор самый крупный экспортёр в Финляндию среди компаний-резидентов ПВТ, у нас там огромные связи, 5-10 клиентов, бизнес идёт. Но то Эльдорадо, которое мы хотели там увидеть, не случилось. Не могу сказать, что финны делают нам всю кассу.

— Не посматриваете в сторону более расторопных наций, не считая вьетнамцев?

Владимир: Не отказываясь от Финляндии, активно смотрим в сторону Америки. В Беларуси мы будем, наверное, последней из больших компаний, которая откроет там офис. Но время пришло — подбираем людей, время и место. Это будет один из тёплых штатов.

Ханой: «свободная диктатура», мотоциклы «Минск», равнение на Америку

— Что было основным аргументом в пользу офиса в Ханое?

Павел: Пристально посмотреть на Вьетнам нам посоветовали партнёры, а потом мы съездили туда несколько раз. Во Вьетнаме 2-3 основные локации, которые можно рассматривать — Ханой, Хошимин (они на самом деле сильно отличаются) и Дананг, курортный город. Посетив около 20 компаний, мы отобрали из них 3-4 разных размеров и в разных локациях. Поработав с ними, наконец определились с партнёром чтобы делать вместе свой офис и свою команду в Ханое. Пока что я катаюсь туда-сюда по примерному графику «месяц через месяц», а потом будем туда засылать людей уже на постоянную основу.

Азиатов среди наших клиентов нет и не планируется. В офисе в Ханое будет до пяти наших экспатов и соответствующая команда местных разработчиков, до 50 человек в течение нескольких лет.

По правде, мы рассматривали абсолютно разные местоположения — страны Восточной Европы, Аргентину, Индию, Филиппины, тот же Китай. В Китай даже съездили и пришли к выводу, что слишком большие отличия в менталитете.

— А Вьетнам понятней?

Павел: Вьетнам близок и понятен в силу своих связей с Россией и Беларусью, даже несмотря на отличия в азиатском менталитете.  В компании, с которой мы теперь партнёры, один из директоров учился в Минске в 60-е, у него жена-белоруска. Вьетнамцы постарше часто говорят по-русски.

Владимир: А мотоциклы «Минск» ты там видел? Знакомая рассказывала, как на отдыхе познакомилась там с канадцем, и тот приезжал за ней на свидание на мотоцикле «Минск». Там это до сих пор большой бренд!

Павел: Да, их там напрокат дают.

— Что такое современный Вьетнам? У нашего человека он нередко ассоциируется с «приветами» из 90-х — тапками и разноцветными куртками из свиной кожи…

Павел: Это страна контрастов, что характерно для всей Азии. Несмотря на их коммунистическое настоящее, Сайгон — очень американизированный город с золотой молодёжью, бутиками, Bentley и Ferrari, рассекающими по улицам. Трафик там сумасшедший, красный или зелёный — все едут, лавируют, 5 мопедов на квадратный метр. Когда надо перейти дорогу, ты просто идёшь, а все тебя обтекают, главное — не делать резких движений. В древнем городе — всё древненько, а в современной части — небоскрёбы в 50 этажей и просто невероятные толпы народа, nothing special.

— Жёсткий капитализм, завёрнутый в красное коммунистическое знамя?

Павел: Современная страна с современными подходами. Она старается шагать не столько «стройными рядами», как в коммунистических песнях, сколько в ногу со временем.

— Говорят, такую свободную диктатуру ещё поискать: если в Китае много полиции и людей в штатском, то во Вьетнаме можно разбирать власть по косточкам в разговоре с иностранцем и вообще всё очень расслабленно. Востоковеды связывают это с тем, что вьетнамцы всем «наваляли» — американцам, китайцам, французам — и чувствуют себя уверенно.

Павел: Партийный контроль и присутствие «большого брата» ощущается чуть менее, чем никак. А политику партии или экономическое положение в целом мы не обсуждали — по-моему, там это всё же не очень принято.

Американцам «наваляли», но дружат с ними. Там есть музей войны, стоят образцы разбитой американской техники, но молодёжь нацелена на Америку, многие их крутые специалисты и менеджеры учились в США, а в Сайгоне полно американцев-туристов. А вот с Китаем сильная напряжённость, там же тысячелетний спор за северные территории.

— А правила игры для ИТ-бизнесменов в «свободной диктатуре» абсолютно предсказуемы? У них нет обычая внезапно урезать льготы, гарантированные партией?

Павел: Для инвесторов там очень хорошие программы во всех отраслях. Они говорят, что рисков нет.

Почему вьетнамцам нельзя давать годовые бонусы?

— По оценкам IDC, в 2014 году сфера ИТ стала самым стремительно развивающимся сегментом экономики Вьетнама. Её рост превышает темпы роста ВВП...

Павел: Не думаю, что она у них N1, но они растут и укрупняются. В том же Сайгоне есть большие компании на 2,5-3 тысячи человек, у них широкие компетенции. Total outsourcing во Вьетнаме — примерно на том же уровне, что в Беларуси в конце 2000-х, по моим ощущениям.

Для Вьетнама важно, что ИТ — это валюта, у них же регулярные девальвации. И это хороший шанс для молодых вьетнамцев и вьетнамок зарабатывать нормальные деньги. Туда идёт огромный приток рабочей силы, но она по большей части низкоквалифицированная. Нельзя сказать, что туда можно прийти и взять готовые трудовые ресурсы: придётся закладывать обучение как процессам, так и технологиям.

— Что в основе бурного развития ИТ во Вьетнаме? Пресловутый план «ИТ-2000» аж от 1993 года? Ставка на квалифицированную рабсилу + программы по информатике для населения?

Павел: План — это хорошо, коммунисты любят планы. Но во главе угла — стоимость рабочей силы. Туда пришли очень многие компании, перенесли туда много бизнеса из других стран Юго-Восточной Азии, которые быстро дорожают. Стоимость жизни во Вьетнаме всё ещё очень низкая. Бытовой пример: в одной забегаловке мы прекрасно покушали за 1 доллар на человека.

— А правда, что во Вьетнаме очень удивляет отсутствие социального напряжения при бешеном социальном расслоении? Менеджер из Ханоя покупает себе новый Jaguar, бедный крестьянин — новый велик, и все счастливы, потому что уровень жизни подрастает у всех…

Павел: Я бы связывал это с особенностями азиатского менталитета и частично с их религиозными обычаями. Они часто довольны тем, что есть, надеются на будущие перерождения. Поэтому у них такое отношение, скажем, к смертям и катастрофам. Я оттуда улетал, когда разбился малазийский «Боинг», и понаблюдал: они не особо печалились. Хотя безопасность в аэропорту была очень усилены, что привело к огромным очередям везде.

В «Теории большого взрыва» Раджеш Кутраппали хорошо сказал: «Ну, я индус. Моя религия гласит, что если ты страдал в этой жизни, то тебе воздастся в следующей. Три месяца на северном полюсе с Шелдоном — и в следующей жизни я буду крылатым, богатым и с большим агрегатом!»

Это, конечно, больше касается традиционной, старшей части населения.

Владимир: Поэтому там нельзя давать народу годовые бонусы!

Павел: Объясню: получив бонус в канун китайского Нового года, вьетнамец сразу сваливает, поэтому в конце февраля на вьетнамском рынке всегда движуха. Они «здесь и сейчас» и совсем не думают о том, что если проработают в одной компании 5 лет, то продвинутся в корпоративной иерархии и будут получать намного больше. Если вьетнамцу где-то дают на 50 долларов больше, он с радостью туда бежит. Костяк остаётся, конечно, а вот обычные разработчики бегают туда-сюда. Оборачиваемость персонала у них — 20-25%. Нашим партнёрам удалось сократить её до 7-10% через специальные программы.

Владимир: Они так говорят, по крайней мере.

Павел: Ещё ментальная особенность: как известно, профессия разработчика предполагает постоянное самообразование. Наш senior имеет во-от такую голову и знания в куче смежных областей, может всё это проинтегрировать. А азиаты даже вглубь не копают — знают фреймворк или часть фреймворка. А ещё они никогда не скажут, что чего-то не умеют или не сделают. Пока ты не вошёл в доверие к азиату, ты видишь человека, который только показывает готовность исполнить буквально любое твое желание. А на самом деле нет.

— А методы борьбы с этим?

Павел: Контроль и учёт. Учёт и контроль.

— Как пошутили читатели dev.by, «белорусы прокачались до той степени, чтобы аутсорсить аутсорсинг вьетнамцам»…

Павел: Не мы это придумали! В той же Индии всё переаутсоршено по пять раз.

Владимир: Так везде. В европейских офисах столы пустуют, потому что под каждый проект принято собирать людей из разных компаний.

Павел: В Финляндии или Дании давно нет больших штатов: нанимая человека, ты несёшь кучу социальных обязательств и просто так его не уволишь. Поэтому там всё на контрактах: собрались, поработали, разбежались.

Владимир: 4-5 лет назад было трудно представить, что одна белорусская компания аутсорсит у другой белорусской компании, все этого боялись, а теперь это тренд. Есть кластеры, компании объединяются на основе доверия, у нас где-то 7 таких партнёров — обмениваемся компетенциями и ресурсами. И это всё популярней. Это очень зрелый тренд: не пытаться нанять всех, а пытаться со всеми дружить.

— Просто к слову: что привезли из Ханоя в Беларусь?

Павел: Чаи, 30 шёлковых шарфиков и магниты. Замечу, что магниты там некачественные. Треть из них неправильно наклеены: полярность не та. Поэтому они не лепятся, нужно отдирать и переклеивать «правильной» стороной.

Владимир: А ещё вьетнамки — классная тема!

— Женщины или тапки?

Владимир: Тапки, конечно! Знакомый привез оттуда вьетнамки с соломенной подошвой — обожаю их.

Остаться в живых: сук, на котором сидит страна

— В чём секрет выживаемости, позволивший «Научсофту» пройти 1990-е и 2000-е, выйдя на рынки четырёх континентов?

Владимир: Есть такое английское слово хорошее — resilience (рус. упругость, эластичность, ударная вязкость). Мы пережили много-много разных шоков и кризисов всех пошибов, но у нас есть умение напрягаться, группироваться, собираться в кулак. Чего стоят белорусские кризисы: в 2008 году я приехал сюда из Голландии, где писал диссертацию, и мы занялись развитием бизнеса в белых перчатках, но близился кризис, который был поначалу только в головах. Потом было несколько звонков: ребята, ваша команда скоро будет размером «ноль». Но опять-таки – мы умеем мобилизовать все резервы. А какое это было потрясение, когда евро в первый раз взял и упал в 2010-м. Бегали и переводили евро в доллары.

— Как пережили последнюю валютную лихорадку? Не «полетели» ли российские контракты?

Владимир: «Полетели», как и у всех. К счастью, завязанность на Россию у нас небольшая, процентов 7. Но у нас очень хорошие российские заказчики, 2-3 клиента, делали им веб-коммуникаторы – как раз то, что мы любим. Как ни странно, они до сих пор с нами, из последних сил. С кем-то будем работать дальше, кто-то отпадёт весной-летом.

Павел: Наши довольно уникальные компетенции не дали нашим заказчикам «сбросить» нас сразу же.

Владимир: Благодаря этому мы получили подушку безопасности и выиграли время, чтобы посмотреть на ту же Америку.

Белорусская девальвация нам особо не помешала: тьфу-тьфу, здесь пока всё неплохо, с большинством местных заказчиков не было проблем при пересмотре контрактов. Хуже всего дела обстоят с падением евро. Беларусь — счастливая страна, где все любят доллары, и мы оказались привязанными к самой дорогой в мире валюте. Но благодаря разным буферам, хеджированию контрактов и своей гибкости мы всё это пока разруливаем.

— Куда вообще движется белорусское ИТ, по-вашему?

Владимир: Ох, я же не Валерий Цепкало, чтобы видеть на 10 лет вперёд! Хороший вопрос: белорусское ИТ, куда ты мчишься, тройка? Мне кажется, в чём-то белорусское ИТ — очень зрелое, мы уже давно работаем для крутейших мировых компаний. Полагаю, в недалёком будущем наши ИТ-компании будут вынуждены стать нишевыми, узкопрофильными. Даже с помощью Вьетнама мы не сможем конкурировать с Вьетнамом, Китаем или Индией, мы всё равно дороги. Поэтому, если мы не станем узкими специалистами в сфере той же информационной безопасности, банков, медицины, нас может и не быть.

— А как вам планы белорусского правительства насчёт урезания льгот ПВТ? Им пока дан задний ход, но осадочек стался…

Владимир: Правительство можно понять с учётом наших громадных платежей по внешнему долгу. Оно делает то, что делало греческое правительство в Греции: пытается урезать всё, что можно, и получить все деньги, которые только можно. Но отмена гарантированных льгот была бы очень плохим сигналом для инвесторов. Это всё равно что пилить сук, на котором сидит страна.  

Павел: Кстати, в январе айтишники получили самую большую зарплату по стране.

Владимир: Думаю, солигорские шахтёры скоро снова нас догонят и перегонят — и дай бог, на самом-то деле. Не только же айтишники должны получать большие зарплаты.

Павел: Зарабатывать, а не получать.

Владимир: А тем более — зарабатывать.

Фото: Андрей ДАВЫДЧИК, dev.by

Место солидарности беларусского ИТ-комьюнити

Далучайся!