У Дмитрия полиморфное психотическое расстройство, и он очень хочет рассказать, каково это — жить с таким недугом. Но при этом боится угодить в «чёрный список» эйчаров. «Ведь фрилансом на пенсию не заработаешь — он в трудовую книжку не «тикает», — замечает разработчик.
dev.by Дмитрий рассказал о том, почему никогда не говорит о своём диагнозе на собеседованиях.
«Никто не заметил перемены: мало ли, какие у кого тараканы»
— Ничего не предвещало: жил себе, работал программистом, а потом раз — и мир вокруг изменился. Я даже не понял, что произошло: сидел перед экраном монитора, пил кофе — а в следующую секунду мне показалось, что всё явно выглядит иначе. Окружающие смотрят на меня как-то по-другому — недобро, словно у каждого камень за пазухой. В это же самое время у меня пропал сон — я спал по 2-3 часа в сутки, пил вёдрами кофе, чтобы днём взбодриться, и валерьянку с пустырником — чтобы вечером успокоиться и заснуть. Не помогало.
Я чувствовал в себе перемену, пытался своими силами докопаться до истины, однако ещё больше «закапывался» в себе. Пару раз подходил к коллегам — пробовал выяснить, что они против меня имеют. Но поскольку делал это аккуратно, не в лоб, никто и не заметил, что я стал другим: мало ли, какие у кого какие тараканы в голове.
Что удивительно: на работе моё состояние не отражалось — я писал код с той же продуктивностью. У нас в компании не было баг-трекинговой системы, в ходу были акты о сдаче выполненных работ, — и я всё всегда сдавал вовремя.
Время шло, моё состояние ухудшалось — обеспокоенная мама решила помочь, вызвала «скорую», но врач меня «пожалел». Он сказал: «Это похоже на психическое заболевание, но только вы в „Новинки“ его не везите». Столько всего наговорил — и что «там больных привязывают», и «в овощи превращают». Мама испугалась: «Хорошо-хорошо, я лучше его успокоительными отпою…»
«Отпаивала» недолго — через несколько дней я начал терять сознание. Мама приняла единственно верное решение: набрала 103 и попросила прислать психбригаду. Конечно, оно далось ей непросто, но она поняла главное: само это не пройдёт — нужно врачебное вмешательство.
Врач задал буквально два-три вопроса и вынес вердикт: «Собирайся».
«Ни голосов, ни галлюцинаций — ничто не мешало мне писать код»
Первые часы в больнице я помню плохо — сознание путалось от жуткого недосыпа. Отключился от укола, а проснувшись, понял, что чувствую себя превосходно. Видимо, всё, что мне было нужно, — лекарственная помощь и несколько часов сна. Я ведь до этого жил без передышки — бегом-бегом, вот и загнал себя.
Лечение такого заболевания, как у меня, сводится к приёму таблеток. Подобрать их непросто — мне повезло с третьей попытки. Потом меня выписали из больницы.
Начались будни. Они были тяжёлыми — меня с головой накрыла депрессия: я был, как разбуженный медведь во время зимней спячки, — уставший, разбитый, ищущий, где бы прилечь и уснуть. Спать, кстати, не получалось, потому что в душе жила тревога, а в голове постоянно роились мысли.
А несколько недель спустя депрессия ушла — её как выключили, нажав Esc. Я проснулся с утра, и чувствовал себя круто. Снова хотелось и жить, и работать. Но недолго: прошёл ещё месяц — и я снова проснулся в таком же тягучем сонном состоянии. Тогда-то я принял решение всерьёз заняться своим здоровьем.
Я уволился, наладил режим: подъём в 9 утра, отбой в 11 вечера — никаких послаблений, вроде «посидеть лишних полчасика за компьютером». Я слежу за своим питанием, принимаю лекарства строго в соответствии с рекомендациями врача. Депрессия ушла не сразу — она была со мной целых 8 лет. Но постепенно становилось легче, легче.
Я просидел дома месяц — а потом стал искать работу. Некоторые люди, столкнувшись с таким же заболеванием, очень себя жалеют: они увольняются с работы, сидят дома и жалуются на судьбу. Это неправильно. У меня не было ни голосов, ни галлюцинаций, ничто не мешало мне писать код — поэтому я не бросил ни профессию, ни спорт.
«Во дворе меня называют „компьютерщик“ — несут на починку ноутбуки и телефоны»
3 года назад я решил: хватит бросаться грудью на амбразуру — большие рабочие нагрузки не идут мне на пользу, и перешёл на фриланс.
Такое решение дало свои плоды — депрессия отступила, сон наладился, у меня появились обычные человеческие радости. Одна моя знакомая смеётся: «Ты такой везучий! Всё время находишь деньги» — это правда. Я подхожу к кофе-автомату и обнаруживаю в «окошке» 80 копеек, наклоняюсь в метро поднять жетончик — и подбираю монету в 50 копеек. Кто-то скажет: «Ерунда!» — а я этим наслаждаюсь.
Я стал волонтёром в проекте «Красного Креста» по поддержке людей с психическими заболеваниями «Открытый дом». В основном занимаюсь сайтом, но если кому-то из ребят надо компьютер починить, операционную систему переустановить — это тоже ко мне. Во дворе родительского дома меня даже называют «компьютерщик» — несут и ноутбуки, и телефоны: «Помоги, пожалуйста, разобраться!»
Сейчас время «#войтивайти»: у нас ребята тоже хотят стать разработчиками, подходят — советуются, какие курсы выбрать.
— Начинай, — говорю, — с этих.
— А я хочу вот эти сразу, продвинутые.
— Так же ты ничего не поймёшь!
— Это я-а-а не пойму?! — и обижаются.
И вот как объяснить человеку, что начинать нужно с азов — и постепенно, со ступеньки на ступеньку, не перемахивая целый пролёт, двигаться вверх. Один мой знакомый собрал кучу денег, пошёл на курсы по HTML-вёрстке — я ему даже книгу презентовал, а в итоге он три недели прозанимался и бросил. Но это поучительная история не только для наших ребят, а вообще для всех: если человек нерационально оценивает свои силы или склад ума — его больно щёлкают по носу.
«Пытался свернуть собеседование, на вопросы отвечал неохотно: «Мы вам перезвоним!»
Если честно, я очень не хочу, чтобы вы называли мою фамилию — это не пойдёт мне на пользу: эйчары тоже читают dev.by. Да, сейчас у меня есть работа по договору подряда, и всё нормально. Но как сложится моя жизнь дальше, я не знаю. Вдруг придётся искать место — и кто-то вспомнит эту статью.
У нас в обществе принято считать так: если у тебя психическое заболевание — ты идиот и ни на что не способен. Я пару-тройку раз замечал, что со мной общаются, как с маленьким ребёнком — даже некоторые врачи и медсёстры из новеньких «сюсюкают» и «ути-пуси» включают. А бывает, люди узнают, случайно — и стараются отстраниться, закрыться. У меня было такое один раз: я прошёл одно собеседование в компании, пришёл на следующее — а эйчар, видимо, уже навёл справки и узнал о моей болезни. Диалога не получилось, как в предыдущий раз. Он пытался скорее свернуть разговор, на мои вопросы отвечал неохотно и односложно — «Ну всё-всё, мы вам перезвоним!»
Звонка, конечно, не последовало. Я перезвонил сам и услышал, что он якобы дал поручение своему подчинённому — а тот должен был мне набрать: «Разве он этого не сделал? Ай-ай-ай…»
Поэтому никогда не говорю эйчарам о своём заболевании. Некоторые ребята признаются с порога: «Знаете, у меня… шизофрения» — да кто ж вас возьмёт после этого?! А если вы ещё и справку с Бехтерева принесёте — забудьте вообще о работе.
Те, кто с этим не сталкивался, даже близко не знают, что это такое, — верят в «байки» и стереотипы. А мы — вполне обычные люди: приходите к нам в «Открытый дом», — и уверяю, вы вряд ли поймёте, кто из ребят болен, а кто здоров.
«Хочу освободиться от таблеток и жить нормальной жизнью, без ярлыков»
У меня недавно был разговор с врачом — она сказала: «Давайте отменим лекарства». «Я только за», — ответил я. Я очень хочу закончить курс, освободиться от таблеток и жить такой же нормальной жизнью, как и другие люди — без ярлыков, которые на меня могут навесить: «больной», «псих».
Кстати, я очень не люблю, когда говорят «психический» — мол, «у него психическое заболевание». Мне больше импонирует «душевнобольной» — это не так обидно звучит. И лучше отражает суть недуга.
А ещё я мечтаю о постоянной работе. Фриланс ведь в трудовую книжку не «тикает» — а мне надо думать о будущем, в том числе и о пенсии.
Релоцировались? Теперь вы можете комментировать без верификации аккаунта.