Ещё пару лет назад С. служил в ОМОН. Разочаровавшись в службе, ушёл и изучил фронтенд — сейчас работает удалённо на компанию с офисом в Украине. dev.by он рассказал о своих омоновских буднях и о том, чего стоило уйти в ИТ.
Свою фамилию и имя собеседник попросил не указывать — не хочет, чтобы его вычислили экс-сослуживцы. Кроме него мы обратились ещё к четырём бывшим силовикам, которые перешли в ИТ. Они отказались разговаривать.
Ещё пару лет назад С. служил в ОМОН. Разочаровавшись в службе, ушёл и изучил фронтенд — сейчас работает удалённо на компанию с офисом в Украине. dev.by он рассказал о своих омоновских буднях и о том, чего стоило уйти в ИТ.
Свою фамилию и имя собеседник попросил не указывать — не хочет, чтобы его вычислили экс-сослуживцы. Кроме него мы обратились ещё к четырём бывшим силовикам, которые перешли в ИТ. Они отказались разговаривать.
— В юности я жил спортом, тренировался по 6 дней в неделю, надеялся: стану взрослым — буду служить в СОБР или «Алмазе» (антитеррористическое спецподразделение МВД. — dev.by). В армию пошёл с удовольствием.
Там-то меня и постигло первое разочарование: в воображении я иначе себе рисовал службу. Считал, что в ВДВ серьёзный отбор, но со мной в роте кто-то из ребят в 18 лет уже закодировался, кто-то не мог даже пять раз подтянуться. Я был в шоке.
После армии думал пойти в ОМОН, но отец переживал, отговаривал: «Вдруг в тебя бутылку швырнут или булыжником по голове ударят». По протекции его товарища я устроился в военную структуру — следить за порядком, передавать поручения: работа несложная, но очень скучная.
Как-то к нам пришёл майор — агитировать срочников служить в ОМОН. Мы с ним разговорились, я рассказал, что хотел бы больше тренироваться, развиваться физически, а не «бумажки перекладывать» — и он предложил: «А давай к нам».
Пройти отбор в ОМОН труда не составило. Запомнилась беседа с психологом. Он сказал замкомандира про одного парня, что тот наркоман, про другого — что игрозависимый. Мне вердикт был: «альфонс». Я очень смеялся.
Многого в своей работе я не понимал и не принимал. Например, когда говорили «привести троих». А не задержишь никого за смену — ругали: «Ах ты, такой-разэтакий, плохо ищешь». У меня часто не получалось, не мог же я просто «хватать» людей на улице. Некоторые ребята пытались даже придумывать задержанных — привёл в РУВД Пупкина Альберта.
Что ещё не нравилось — отношение руководства к нам, как к мясу. Ты — никто. Когда увольняешься, тебе говорят: «Да что ты, пацан, оставайся, всё будет нормально», — но это неправда. Отдохнул ты или нет, поел или голоден — никого не интересует. Тебя вызывают в выходной: «Приезжай быстро!» На обед хочешь отлучиться — «Иди работай! Какой обед?!» В туалет нужно — терпи, если не успел сходить, твои проблемы.
И отказаться что-то делать нельзя — это неподчинение, ты не выполняешь приказ.
Был на моей памяти только один случай: парень во время тренировки поссорился с ротным, бросил щит, сказал: «Надоело! Отношение — как к стаду». Послал всех, ушёл и больше не появлялся.
Напрягало, что общение у ребят-омоновцев среди своих — только матом. В чужой монастырь со своим уставом не ходят — ты сослуживцев не воспитываешь, просто привыкаешь. И мат становится нормой жизни. Незаметно и сам начинаешь материться, знакомые из гражданских при встрече делают замечания.
Я думал, поработаю в ОМОН немного, а дальше пойду в СОБР, если возьмут. Хотелось не алкашей по улицам собирать, а чем-то серьёзным заниматься. Я знал, что в СОБР бойцы ежедневно тренируются: стрельба, рукопашный бой — вот это было по мне. Тесты, которые нужны были, чтобы попасть в ОМОН, были для меня лёгкими, как утренняя зарядка. Я хотел больших нагрузок.
Про акции протеста рассказать мне особо нечего: однажды нас собрали, закинули два взвода в автозак и повезли куда-то во дворы — мы сидели и полдня ждали команды. Обошлось. Даже из автозака не выходили толком — на минутку подышать, покурить и обратно. Честно, я был рад — не приемлю насилия. Нет, если бы на меня нападали, естественно, я применил бы силу. Но такого не случалось.
За весь срок службы я ни одного человека не ударил, хотя некоторых и стоило бы проучить. Бывало: забираешь хулиганов — а они в автозаке бросаются на тебя, оскорбляют. Тогда аккуратно скрутишь, уложишь на сидение — и всё. Или приводишь пьяного в опорный пункт, а там закрыто. Не будешь же ты ждать, пока вернётся участковый, — отпускаешь. А счастливчик отбегает на 20 метров и начинает поносить тебя, на чём свет стоит. Но совесть не позволяет догнать его.
Как-то мы с напарником шли по району — увидели подозрительного молодого человека: он разговаривал сам с собой и что-то искал в траве. Мы подумали, может закладку. Завели с ним разговор — а он начал кидаться на нас. Ну, скрутили его аккуратно, чтобы не травмировать, завели в автозак. А он начал орать: «Сейчас всё вам здесь засру». Меня это не трогало: я понимал, что человек не в себе. А другой омоновец ударил его дубинкой. «Ну и зачем, — спрашиваю, — ты это делаешь? Видно же, что человек не в адеквате, и с психикой что-то не так». Потом оказалось, что у задержанного справка «7Б» — душевнобольной. Его забрали медики.
Я видел много вещей, от которых было противно. Например, как милиционер в «опорке» заставлял двух молодых парней подписать протокол. «Дайте телефон, я позвоню родителям» — «Нет, подписывай!» Если подпишут, то признают вину. Не подпишут — попадут «на сутки к бомжам», как угрожает им милиционер. И что ужасно — с такими как он бесполезно даже разговаривать, потому что им нравится это делать. Так они чувствуют власть.
Последней каплей стала фраза, брошенная одним омоновцем. Мы ехали в автозаке, напротив меня сидел боец из другого взвода, и вдруг он сказал: «Прикинь, раньше били меня, а сейчас бью я». Я не сдержался: «Ну и кто ты после этого?»
Ты надеваешь форму и чувствуешь мнимую власть, ты понимаешь, что на тебя не будут нападать — это же статья. Но вот ты снимаешь форму, и тебя даже не видно, к тебе кто-то здоровый подойдёт — ты убежишь, потому что только в форме такой смелый.
Меня покоробили его слова. Я тогда много думал, что он ведь не один такой. Чтобы попасть в ОМОН, нужно выстоять три раунда с разными соперниками в рукопашном бою. Суть не в том, чтобы ты всех побил, а чтобы не сдался, не убежал (сверкающий пятками сотрудник ОМОН — это же позор). Но сейчас в ряды набирают в том числе людей, которые отворачиваются, сдаются после первого же раунда.
Я смотрел на всё это, смотрел — и осознал, что не хочу служить так, не могу. Я видел, как из ОМОН уходили нормальные ребята.
В основном в подразделении работают пацаны из провинции: им общежитие в Минске дали, можно квартиру построить, зарплата неплохая — 800-900 рублей рядовому без выслуги, чего ещё желать? Они смеются: «Ой, подумаешь, побили», — а мне было не смешно. Я их просто не понимал.
До службы в ОМОН я смотрел по телевизору, как людей задерживают, и думал: ну правильно, они же провоцируют. Но когда ты внутри, ты понимаешь, возможно, провокаторы — ребята с твоей же работы. Они так делают, чтобы можно было отдать приказ к задержанию. Я рад, что ни в чём таком не участвовал.
Нельзя сказать, чтобы я долго уходил. Поделился мыслями с парой сослуживцев: «Вот, думаю увольняться», — рассчитывал, это останется между нами. Но там такой коллектив — всё тут же дошло до начальства. Меня стали вызывать, расспрашивать, что да как. Я сказал, что ожидал совсем другого: «Не хочу ходить по улицам собирать бомжей. Не моё это». Потом подал рапорт — его приняли без возражений.
У меня не было запасного варианта. Ушёл в никуда. С СОБРом не получилось — болел, из-за самочувствия не прошёл компьютерный тест. Про ИТ я слышал краем уха — для меня это был другой мир. Казалось, туда идут только гики-математики. А потом узнал от приятелей, что один знакомый ушёл в ИТ, другой. Случайно увидел интервью с пареньком, который стал тестировщиком, — и вспомнил: он был в нашем отряде. Тот парень рассказывал, что окончил курсы — и сразу нашёл работу. Я подумал: если один омоновец нашёл работу в ИТ, значит и второй сможет. Начал изучать вопрос.
Устроился работать на склад. План был такой: накопить «подушку», чтобы потом учиться, ни на что не отвлекаясь. Я не готов был уделять учёбе по два часа в день после работы — не хотел растягивать процесс на долгие месяцы.
На складе можно было работать и в две смены, и в три. Бывало, приходил в 8.00, работал до 23.00, оставался на ночь — и утром только уезжал домой поспать часов 5-6. Один месяц у меня было всего пять выходных. Я получил тогда 1250 долларов — внушительная сумма.
Хотел зарабатывать столько же, работая мозгами, а не физически. За 10 месяцев я выгорел дотла, похудел на 15 кг. Ушёл в отпуск, но отдыхал всего 5 дней — остальные 25 учился на курсах по HTML.
После отпуска проработал два месяца и уволился — не хотел больше откладывать учёбу. Мне нравилась фронтенд-разработка, но все вокруг убеждали, что лучшая точка входа в ИТ — через тестирование: «А там уж, как на работу устроишься, перейдёшь в разработчики». Так я пошёл на курсы тестировщиков. Сейчас жалею об этом — они были очень слабыми. По окончании курсов наш преподаватель предложил нескольким слушателям пройти собеседование у себя в компании — и ни один не получил оффер, всем сказали, что их знаний недостаточно.
Сразу после курсов я стал искать работу, но в ответ получал лишь отказы: извините, у вас ни опыта, ни английского. А я и правда по-английски мог сказать только «my name is…». Тогда я удалил своё резюме отовсюду — и начал учить язык.
У меня был чёткий распорядок: вставал 6.00 утра, завтракал — потом 3-4 часа занимался. Читал, смотрел видео, грамматику разбирал, учил слова. В первый день выписал и запомнил 50 самых употребляемых глаголов, назавтра добавил ещё 10, потом ещё по столько же новых слов каждый день.
Первый месяц мне помогала репетитор из Штатов. Потом я учился уже сам по книге Essential Grammar in Use. К концу второго месяца обучения немного понимал разговорную речь, мог читать, но не говорил совсем — когда ко мне обращались, просто впадал в ступор. Мне помог друг — брал меня с собой в гости к знакомой американке, просто чтобы я разговорился.
Спустя три месяца учёбы я записался на интенсив по английскому — выбрал группу Elementary, а в итоге был зачислен на Intermediate. Тогда же решил, что пора добавлять фронтенд. К курсам относился уже настороженно — боялся, что будет, как в прошлый раз: «Я вам скинула файл, учите». И тут мне в Instagram попалась на глаза реклама — разработчик набирал слушателей на свой онлайн-курс. Я с ним списался, потом мы встретились — он пообещал дать только то, что ему самому пригодилось в работе, никакой воды. Меня это устроило.
Обучение проходило так: он сбрасывал материал, я изучал. Если что-то было непонятно, мы это обсуждали. Параллельно учитель давал задачи по JS и проверял мои знания. Через два месяца мы перешли на React.
Я много учился, иногда доходило до 20 часов в сутки. Временами было тяжело, так что мозг закипал — я трижды хотел всё бросить. Но, конечно, не бросил бы. Я ведь специально не составлял плана «Б» — только «А», в разработку и без вариантов, чтобы не было куда отступать.
Через 5 месяцев мой учитель сказал: «Начинай искать работу». Я сомневался, считал, что ещё не готов. Но однажды вечером выложил резюме в LinkedIn, а утром следующего дня мне написал эйчар — и вот я работаю.
Компания находится в Украине. Работа ведётся удалённо, команда распределённая. Иногда я жалею, что у меня нет ментора здесь — все задачи приходится решать самому. Но тогда на помощь приходит мой учитель. А когда я написал в LinkedIn, что недавно уволился из ОМОН, отозвались разработчики, готовые меня менторить — это очень приятно.
А вообще мне в кайф разбираться с задачами — я могу сутки не спать, когда работаю, поесть забываю. Раньше я качал тело, а сейчас мозг — и он голоден, требует всё больше и больше новых знаний.
Какие планы — развиваться, приобретать опыт. Я записался на курс по фронтенду от The Rolling Scopes. А потом хотел бы заглянуть и на бекэнд, изучить Node.JS. На удалёнке хорошо, но было бы здорово поработать в офисе — в команде.
Могут ли моему примеру последовать другие силовики — да, могут. Если захотят. Когда я решил стать разработчиком, все знакомые говорили: «Куда ты лезешь?!» — считали, что шансов не больше, чем отправиться на Марс. Меня поддерживали всего пару человек. Но что интересно: у моего друга во дворе были ребята, которые еле закончили школу, я полагал, что они или сопьются, или в тюрьму загремят. Встретил их недавно — в ИТ работают. Вот так-то! Дело — за мотивацией.
Среди силовиков есть мозговитые ребята, где-то 2% из них хотят сменить работу, даже мониторят вакансии. Но они боятся — у них два стопора: «это не моё» и «это очень сложно». Если бы кто-то пришёл, взял за руку и повёл: «Я буду направлять — а ты учи только», — возможно, некоторые согласились бы.
А остальным это незачем. В ОМОН не то, чтобы говорят, что на гражданке ты никому не нужен — но это витает в воздухе. Так думает почти каждый.
Какие мысли появляются у меня, когда я читаю новости о задержаниях на улицах? Как гражданин я скажу: «Это страшно», а как бывший сотрудник ОМОН признаюсь, что не удивлён. Так всегда было: звучит команда — ребята работают.
Сам я не хотел бы столкнуться с бывшими коллегами. Я думал, что будет, если меня вдруг заломают и поведут в автозак — наверное, я попробовал бы поговорить с ними нормально. Хотя и знаю, что это бесполезно. Вообще, чего бы мне хотелось в жизни — чтобы никто и никогда не мог прийти и сказать мне: «Ты уволен, сам понимаешь, почему…»
Релоцировались? Теперь вы можете комментировать без верификации аккаунта.